— Рад познакомиться с вами, таким крупным специалистом, — повторял он.
Два часа из Лили пытались вытянуть какой-нибудь рискованный ответ. Она отвечала сосредоточенно и кратко. В самом конце беседы, уже складывая бумаги в портфель, он опять улыбнулся и спросил как бы невзначай:
— Скажите, доктор Берг, а все-таки были в процессе лечения хоть небольшие отклонения от принятых установок?
— Нет, не было.
* * *
И опять прошли месяцы, прежде чем ей прислали повестку. В громадном вестибюле здания Федерального Суда сновали люди. В зале суда царила холодная обстановка, присущая огромным помещениям. Мимо Лили и Френкеля прошли Джон с женой. Он картинно хромал и опирался на палочку.
Вошел одетый в черную мантию судья. Секретарь суда приказал всем встать: на свои места на возвышении входили присяжные. Что у них будет на уме, когда они станут выносить решение? После опроса Френкеля адвокат обвинения вызвал Лилю, и она дала клятву говорить «правду, одну правду и ничего кроме правды». Краем глаза Лиля видела, что появление женщины — хирурга оживило присяжных — они уставились на нее во все глаза. Адвокат спросил:
— Доктор Берг, вы оперировали больного вместе с доктором Френкелем?
— Я была ассистентом на операции.
— Допустим. А вам самой приходилось делать такие операции?
— Да, я оперировала сама тоже. Я сделала более двухсот таких операций.
Адвокат бросил на нее недовольный взгляд.
— Но если у вас такой большой опыт, как же вы допустили ошибку?
Лиля не успела еще ответить, как ее адвокат Розенцвейг уже вскочил и обратился к судье:
— Ваша честь, возражение! Формулировка «ошибка» недопустима, это не доказано.
Судья разрешил снять вопрос. Адвокат продолжил:
— Хорошо, я сформулирую свой вопрос иначе: доктор, при вашем опыте, если бы вы оперировали сами, сделали бы вы во время операции что-нибудь по — другому?
Розенцвейг опять вскочил:
— Ваша честь, возражение! Мы не обсуждаем гипотетические случаи.
На этот раз судья отказал:
— Возражение отклоняется. Свидетель, вы можете ответить.
— Если бы я оперировала сама, я сделала бы то же самое.
На лицах присяжных было написано полное недоумение — о чем, вообще, шла речь?
На второй день суда дать показания вызвали самого Джона. Его адвокат задал вопрос:
— Хирурги говорили вам перед операцией о возможности осложнений?
— Никто мне ничего не говорил, никто со мной вообще не разговаривал.
Лиля поразилась тому, как спокойно и подло он врал. Она много раз объясняла ему детали операции и ход лечения.
Присяжные смотрели на него с состраданием: еще бы, он мучился, а с ним даже не разговаривали.
— Если бы вам опять нужно было удлинять ногу, согласились бы вы на эту операцию?
— Ни за что на свете не согласился бы!
А Розенцвейг спросил:
— Это ваша подпись под форменным согласием на операцию?
— Да, моя.
— Как во всех форменных согласиях на операцию, там написано: «Пациент предупрежден о возможности инфекции, ему разъяснено, что может быть несращение кости и есть возможность ограничения функций ноги». Как же вы подписали это?
— Я был в таком состоянии, что подписал не читая. Может, я волновался, — замялся Джон.
— Вы обвиняете докторов в том, что из-за их ошибки потеряли работу. Но у меня есть бумага, доказывающая, что вас повысили, сделали начальником мастерской. На работе вы тоже подписываете, не читая? Значит, оперированная нога не мешает вам работать?
Адвокат Джона пытался выручить его, обратившись к судье:
— Ваша честь, возражение! Мы не разбираем рабочие установки истца.
Судья отклонил возражение. Дело клонилось к тому, что обвинения Джона были ложными. Его адвокат попросил судью сделать перерыв для переговоров втроем. Всем пришлось ждать довольно долго, все устали, Френкель нервничал:
— Суд затягивается, а мне завтра лететь на конгресс в Японию. Я не могу отменить поездку.
Появились оба адвоката, и Розенцвейг отозвал Френкеля с Лилей в сторону:
— Адвокат обвинителя предлагает прекратить суд, если мы согласимся заплатить Джону небольшую компенсацию.
— Что значит «небольшую»?
— Он просит триста тысяч. Но я считаю, что мы выиграем дело без этого.
Френкель пожал плечами, Лиля возмутилась. Розенцвейг опять ушел и вернулся:
— Мне удалось скосить половину — адвокат согласен на компенсацию в сто сорок тысяч.
Лиля подумала: с десяти миллионов этот сутяга спустился до ста сорока тысяч — почти в сто раз меньше. Розенцвейг продолжал:
— Если вы согласны, судья немедленно прекратит суд. Если нет, суд продолжится завтра. Но я считаю, что завтра мы выиграем дело.
— Почему он должен получить что-то, если мы можем выиграть? — возмутилась Лиля.
Френкель опять недовольно пожал плечами и сказал ей:
— Завтра мне надо улетать. Я согласен на компенсацию. Но твоя страховка не пострадает — это мой пациент, мое решение, и деньги пойдут с моей страховки.
Лиля была ошеломлена: столько волнений, потерянного времени, маячивший выигрыш — и все так бесславно закончилось.
* * *
Дома она рассказала обо всем Алеше.
— Представляешь, какое безобразие — этот лгун, сутяга, получит сто тысяч ни за что!
— Его адвокат знал, что делал, — усмехнулся Алеша. — Юристы фактически манипулируют врачами, пользуясь некомпетентностью присяжных. В Америке профессия юриста — самая популярная и выгодная: практикующих юристов вдвое больше, чем докторов.
Но Лиля все не могла успокоиться:
— Пусть их много и пусть они богатые, но я не понимаю, почему больные слушают их вопреки своей совести? В старые времена в России была присказка: «Врач любит своего больного больше, чем больной любит своего врача». Но здесь это совсем не звучит.
* * *
Вскоре Алешу самого вызвали в суд — быть присяжным в уголовном суде. Все граждане Америки должны раз в несколько лет выполнять Jury duty — обязанность быть присяжными, отказываться нельзя.
В большом зале собралось около трехсот людей разных возрастов, положений и рас. Это так называемый pool — для отбора в разные суды. Многие пришли с лэптопами и, пока их не вызвали, работали тут же. Было и несколько человек с мобильными телефонами. У Алеши ни того, ни другого не было, он просто присматривался к людям, следил за тем, что и как происходит, — возможно, придется когда-нибудь описать. Время от времени выкликали фамилии, и люди шли на предварительное собеседование с адвокатом защиты. При этом присутствовал и сам подсудимый. Адвокат защиты излагал суть обвинения и характеризовал его, а потом опрашивал кандидатов, нет ли у них возражений против участия в этом суде.
