Ознакомительная версия.
В 1918 году институт преобразован в 1-й Петроградский (с 1924 года — Ленинградский) медицинский институт им. академика И. П. Павлова.
* * *
В 1903 году при Николаевском сиротском институте образован Императорский Женский педагогический институт со словесно-историческим и физико-математическим отделениями, учебные планы которых соответствовали университетским (будущий педагогический институт им. А. И. Герцена). Для него построили здание на Малой Посадской улице (дом № 26).
Малая Посадская ул., 26
Студентки изучали богословие, психологию, логику, историю, философию, французский и немецкий языки, русский язык, математику, естествознание и методики их преподавания, физиологию и гигиену, этику, методику элементарного обучения, детскую литературу, рисование и лепку, историю и теорию педагогики. Они начинали давать пробные уроки на третьем курсе, после чего сдавали подробные отчеты, которые разбирались на специальных институтских конференциях. После четвертого курса проходили полгода педагогической практики. Для этого при институте были образованы Константиновская женская гимназия (названная в честь покровителя института великого князя Константина Константиновича), детский сад, приют.
Детский сад работал по системе немецкого педагога Фридриха Фребеля, считавшего целью воспитания развитие природных особенностей ребенка, его самораскрытие в четырех сферах: деятельности, познания, художественного творчества и религиозного чувства, в первую очередь, через игру. В течение трех месяцев, с 1 июня по 1 сентября 1917 года, в одной из аудиторий института и на его приусадебном участке работала детская площадка с обучением по методике Марии Монтессори, организованная выпускницей Бестужевских курсов Юлией Ивановной Фаусек.
«Площадка была рассчитана на сто двадцать пять детей от трех до семи-восьми лет, но их пришло до ста пятидесяти! — писала Ю. И. Фаусек. — Возраст был самый разнообразный: кроме означенного возраста пришли дети и старше — десяти, двенадцати и даже четырнадцати лет; среди этих старших было несколько мальчиков, но большинство девочек-„нянек“, принесших на руках своих годовалых братишек и сестренок. Когда мы пытались им отказывать, аргументируя отказ тем, что площадка назначена для маленьких, девочки настойчиво утверждали, что „на руках у нас ведь маленькие“, а что „сами мы не будем вам и маленьким мешать“. Мальчики же возражали: „Нам надоело по улицам бегать“ или: „Что же, по-вашему, нам лучше на улице собак бить?“ — и не уходили. Пришлось соглашаться с подобного рода аргументами и принимать всех…
Няньки усаживали своих младенцев в уголочек на пол, положив перед ними брусок с цилиндрическими вкладками или кубики, или же, держа на одном колене малыша, хватались за различные предметы материала, орудуя с ними с глубоким интересом. Вначале дети беспорядочно кидались от одного предмета к другому, но, при осторожной помощи руководительниц, скоро каждый углубился в то, что всего более его интересовало.
Когда я показала им ящик с цветными табличками, восторгу не было конца — как со стороны девочек, так и со стороны мальчиков. Ящик был один и в то время уже очень дорогой, и потому я не могла предоставить его в полное распоряжение этих маленьких грязнулей (настоящего умывания мы не могли наладить; дети едва могли ополоснуть руки, часто без мыла). Я давала ящик детям только в своем присутствии. Через две-три недели эти дети сделали поразительные успехи в смысле распознавания цветов, что особенно ярко сказалось на рисовании, когда они стали осмысленно и обдуманно выбирать цветные карандаши для раскрашивания картинок».
На приусадебном участке для детей разбили индивидуальные грядки.
«Дети ухаживали за ними самым тщательным образом; были такие, которые, придя с утра, не входили в класс, а оставались у своих грядок, проводя часами время в немом созерцании. Были случаи, что некоторые приносили где-то выкопанное растеньице и пересаживали его на свою грядку. Один большой уже двенадцатилетний мальчик притащил как-то откуда-то добытый им высокий подсолнечник с корнями и посадил его на своей грядке. Восторгу его не было конца, когда подсолнечник прижился и продолжал расти. Часто можно было видеть его стоящим рядом со своим питомцем и радующимся его быстрому росту. Некоторые мальчики не хотели уходить домой, чтобы остаться на ночь караулить свои грядки. „А то кто-нибудь испортит, мы ж работали!“ — говорили они. У них уже зародилось чувство бережливости и уважения к труду. Дети с такой любовью относились к растениям, жизни которых они способствовали своим трудом и заботами, что, когда у них вырастала редиска или салат, они, сами вечно голодные, не хотели их срывать для еды, им жаль было с ними расставаться».
Площадка продолжала свою работу и после Октябрьской революции. Осенью 1918 года на Петроградской стороне сотрудницы площадки открыли детский дом по системе Монтессори на пятьдесят детей.
* * *
На каникулах «педагогички» (как их называли) ездили с преподавателями на экскурсии в Москву, Великий Новогород, Киев, Псков, Суздаль, Владимир, посещали монастыри, останавливались на жительство в женских обителях. Вместе с педагогом Н. М. Каринским работали в деревнях над записью диалектов и говоров. Во внеурочное время работали кружки русского языка, математический, исторический, литературный, психолого-педагогический. Успешно окончившие институт получали право на преподавание во всех классах женских гимназий. Получившие же по одному из предметов четверку не могли преподавать его в старших классах.
При институте работали касса взаимопомощи, обеспечивающая нуждающихся студенток учебниками, билетами в театр, на концерты, дешевыми комнатами; бюро труда, подыскивавшее для девушек летние «кондиции» — уроки в семьях, которые проводили лето на дачах или в своих имениях; общество вспомоществования, устраивавшее заболевших в лучшие клиники Петербурга. Деньги собирали, устраивая публичные лекции, благотворительные лотереи, ежегодные благотворительные концерты-балы, на которых выступали лучшие артисты Петербурга, певцы, музыканты, чтецы-декламаторы.
Годы существования института пришлись на революционный подъем в России, и будущие педагоги не остались равнодушны к политическим событиям в стране.
В 1905 году студентки, несмотря на противодействие профессуры, присоединились к всероссийской студенческой забастовке, вызванной реакцией на Кровавое воскресенье. После окончания забастовки девушки обратились к администрации института, требуя права на созыв собраний, устройства в институте общественной читальни и воскресной школы для детей и работающих женщин, введения в учебные курсы социальных наук и государственного права. Эти требования были удовлетворены частично: в 1906 году начали работу читальня и воскресная школа. Тем не менее студентки, работавшие в ней, считались неблагонадежными: их предпочитали не оставлять в Петербурге, а отправлять на работу в провинцию; была лишена дипломов группа студенток 4-го курса, отказавшихся во время педагогической практики вести уроки Закона Божьего.
Ознакомительная версия.
