Ознакомительная версия.
Стоит отметить, что последний протопресвитер русской армии и флота Георгий Шавельский так характеризовал по личным наблюдениям в своих эмигрантских воспоминаниях проявление жесткого курса императора и правительства перед крушением самодержавия: «По указанию из Царского, Государь взял твердый курс и теперь, во избежание волнений, попросту отклоняет всякий разговор, могущий так или иначе обеспокоить его. Мера достаточно действительная для многих, кто, служа царю верой и правдой, хотел бы сказать ему горькую, но нужную правду… Какой же смысл говорить правду, когда ты знаешь, что в лучшем случае, не дослушав, отвернутся от тебя, и в худшем, как беспокойного или даже революционера, выгонят тебя? И все же находились люди, которые, рискуя и тем, и другим, продолжали попытки раскрыть Государю глаза. К числу таких лиц принадлежал временный заместитель генерала Алексеева генерал В.И. Гурко. Хотя в Ставке он был калифом на час, но держал он себя чрезвычайно смело, совершенно независимо. Даже когда он говорил с великим князем, чувствовалось, что говорит начальник штаба, первое лицо Ставки после Государя. И перед Государем он держал себя с редким достоинством. Вот он-то, как передавали мне тогда близкие к нему люди, а после и он сам, не раз настойчиво говорил с Государем и о Распутине, и о все разрастающейся, грозящей катастрофой, внутренней неурядице. Но выступления Гурко, как и выступления всех лиц этого лагеря, были бесплодны. Государь всецело подчинился влиянию Царского Села и упрямо шел по внушенному ему оттуда пути»{93}.
К изменению политической обстановки в стране чутко присматривались различные партии, в том числе социал-демократы и большевики, дожидаясь своего часа. Так, например, А.Г. Шляпников еще в декабре 1916 г. в письме в Швейцарию в ЦК большевиков сообщал В.И. Ленину и Г.Е. Зиновьеву о проводимой революционной подрывной работе, положении дел в стране и на фронте. Воспроизведем некоторые фрагменты из этого письма:
«Отношение русского правительства и Думы к германскому предложению о мире возмутило широкие круги обывателей и интеллигенции. Даже патриотический элемент недоволен решением Думы, ее «принципиальным» нежеланием вступать на почву обсуждения мирных предложений. Наши организации используют этот факт как яркую иллюстрацию захватных идеалов русской буржуазии и правительства. “Мирным” планам господствующих классов воюющих стран мы противопоставляем необходимость прекращения бойни помимо правительств, через головы их. На днях выйдет по этому случаю одна прокламация Петербургского Комитета.
Бюро предполагает также выпустить листовку, и, может быть, удастся поставить периодический центральный орган… Работы в этом направлении ведутся. …
Настроение солдат весьма напряженное. Ходят слухи о бунтах в армии. Сообщают, что идут беспорядки в Двинске, но на какой почве – неизвестно. Передают, что царь “уволил” командующего генерала Алексеева за его “оппозиционность” и назначил на его место генерала Гурко, 2 декабря Гурко заменен другим. К 6 декабря Дворянский съезд, думцы и Гос. Совет готовились к приему у царя. Наши царские холопы приготовили уже речи, но “неожиданно” были поражены: царь уехал на фронт, отказываясь их принимать. Своим обращением к Питириму и пожалованием ордена генералу “Куваке” (имеется в виду дворцовый комендант Воейков. – В.Х.) он ясно показал свое неудовольствие буржуазией… Вообще “общество” полно всяких слухов и толков. Сообщают, что будто еще летом было совещание некоторых военных кругов действующей армии из командиров корпусов, дивизий и некоторых полков, на котором обсуждался вопрос о низложении царя Николая II. Вообще даже убежденные монархисты и те очень смущены всем, что творит царское самодержавие. …
В конце прошлой недели были провалы. Арестовали типографию ПК; провалилось 6000 брошюр “Кому нужна война” и 3000 экземпляров четвертого номера “Пролетарского голоса”. В типографии и на складе арестовано 24 человека. Были еще аресты среди печатников. В общем, большие провалы, размеры которых пока не выяснены»{94}.
Следует отметить, что в конце 1916 г. в столице ходили многочисленные слухи о немецких шпионах и проведении «некоторыми кругами» якобы подготовки заключения Россией с Германией сепаратного мира. Чтобы пресечь подобные разговоры, император Николай II дал распоряжение генералу Гурко о подготовке проекта специального приказа обращения к армии от Верховного главнокомандующего. В этом царском рескрипте от 12/25 декабря 1916 г., обращенном к армии, а также к российскому народу и союзникам по Атланте, отражались патриотические настроения доведения мировой войны до победного конца: «Время для заключения мира еще не пришло… Россия еще не выполнила задачи, поставленные перед ней войной… Обладание Константинополем и проливами… восстановление свободной Польши… Мы остаемся твердыми в нашей уверенности в победе. Бог пошлет свое благословение нашему оружию. Он покроет его неувядаемой славой и даст нам мир, достойный наших славных дел. Мои дорогие воины, это будет мир, за который грядущие поколения будут благословлять вашу священную память!»{95}
Генерал А.С. Лукомский позднее отмечал значение обнародования этого документа: «Этот приказ и по слогу и по характеру изложения совершено не подходит к обыкновенным Высочайшим приказам, но составитель его, начальник штаба Верховного главнокомандующего генерал Гурко, руководствуясь общими указаниями Государя, хотел ясно и полно указать причины, по которым, в этот период, нельзя было и думать о каком-либо мире с Германией.
Надо было учесть, что в некоторых частях уже чувствовалось утомление войной, и в тылу все более и более развивалась пропаганда за прекращение борьбы.
Обращает на себя внимание в приказе указание о создании после войны свободной Польши.
Это заявление, от царского имени, было сделано впервые.
Об этом, по-видимому, многие забыли, так как в прессе неоднократно делались указания, что о создании свободной Польши было заявлено впервые Временным правительством после мартовской революции»{96}.
Стоит также отметить комментирование этих событий историком СП. Мельгуновым:
«Когда в конце 1916 г. германское правительство обратилось к державам Антанты с приглашением начать мирные переговоры и когда, по словам жены Родзянко, в Петербурге очень опасались заключения мира, император Николай, по инициативе Гурко, ответил приказом, что время для достижения мира еще не наступило, так как “достижение Россией созданных войною задач, обладание Царьградом и проливами, равно как и создание свободной Польши из всех трех ее, ныне разрозненных, областей, еще не обеспечены”. А в это самое время трудовая группа Государственной Думы считала невозможным отказаться обсуждать германское мирное предложение.
История должна разойтись с показаниями современников. Их сознание так было проникнуто уверенностью, что страх перед народом слепит глаза правительства, что председатель Следственной комиссии Временного правительства, Муравьев, не задумываясь, серьезно ставил вопрос Воейкову: был ли разговор о том, чтобы открыть 1 марта фронт немцам. Такое сообщение поместила благородная “Русская Воля”. Великую несправедливость поместил и Плеханов, сказавший впоследствии на Всероссийском совещании Советов, что “царь не хотел защищать Россию”, что “царь и его приспешники на каждом шагу изменяли ей”»{97}.
Однако вернемся к последовательности событий. Опубликование еще одного императорского рескрипта в январе 1917 г. на имя вновь назначенного председателя Совета министров князя Голицына предписывало правительству посвятить особое внимание продовольственному вопросу и транспорту, и работать в согласии с Думой и земствами, что возбудило надежды демократической общественности, которым, однако, не суждено было осуществиться.
В России в начале 1917 г. все ожидали решительных перемен, и политическая оппозиция начала «сжигать мосты». Особой активностью отличались думские лидеры «Прогрессивного блока», т. к. срок полномочий IV Государственной Думы скоро истекал, предстоящие выборы не могли гарантировать их прежнего положения, а также личную неприкосновенность. Представителям оппозиции необходимо было набирать политические очки или попытаться решительно переломить ситуацию в свою пользу. Так, например, в воспоминаниях председателя Государственной Думы М.В. Родзянко имеется описание одного из конспиративных совещаний, которое происходило на его квартире: «С начала января приехал с фронта генерал Крымов и просил дать ему возможность неофициальным образом осветить членам Думы катастрофическое положение армии и ее настроения. У меня собрались многие из депутатов, членов Государственного Совета и членов Особого Совещания. С волнением слушали доклад боевого генерала. Грустной и жуткой была его исповедь. Крымов говорил, что, пока не прояснится и не очистится политический горизонт, пока правительство не примет курса, пока не будет другого правительства, которому бы там, в армии, поверили, – не может быть надежд на победу. Войне определенно мешают в тылу и временные успехи сводят к нулю. Закончил Крымов приблизительно такими словами:
Ознакомительная версия.
