— Тааак… так, что-то припоминаю, — наконец произнёс он и тут же выдернул «кипятильник» из розетки, достал жестяную банку с надписью «Индийский кофе», — вам, наверно, надо ящик сколотить для макетов местности и песок для него просеять в мешок?
— Да-да, — закивал радостный Федосов, — точно, ящик и песок! Дай нам доски и инструмент и мы пойдём делать!
— Очумел, старшинка! Доски ему и инструмент — сейчас, как же! Идите, делайте! Найдёте всё сами. Гвоздей и так мало, могу вам сито только дать для песка и мешок бумажный.
Старший матрос достал из-под верстака объемное сито и аккуратно свернутый бумажный мешок и всучил его нам.
— Всё, отчаливайте, караси! Через два часа к обеду жду результатов! Вашему мичманку Маркуше я сам скажу, что вы задачу ротного выполняете, и в следующий раз, когда захотите зашхерится, всегда жду — у меня работы полнооо, — он задавил довольную «лыбу» и, закинув пару ложек растворимого кофе в стакан, начал яростно размешивать напиток, некультурно позвякивая ложечкой.
Вот чёрт! Сами себя и загнали в ловушку — спрятались от «экскурсии»! — теперь предстоит где-то искать ящик и просеивать песок. Баталер хитёр, как хохол, наверняка эту задачу поставили ему, а тут подвернулись мы, два идиота, «страстно желающих» поработать.
Вздыхая, мы поплелись на выход из казармы и тут же наткнулись на пышущего злобой заместителя командира.
— Таак, выдрёныши, вся группа в сборе, а вас нет, вы где…
Договорить он не успел, его бесцеремонно перебил баталер старший матрос, высунувшийся из-за двери.
— Эт по задаче ротного, до утра ящик-макет на ТСП (тактико-специальная подготовка) должны родить.
Марков хмыкнул и, махнув нам рукой, отпустил восвояси. Пошли мы со старшиной второй статьи Федосовым, ветром гонимые, искать какой-нибудь ящик или доски, с которых можно его сколотить. После получаса усиленных поисков забрели на территорию воздушно-десантной мастерской.
— О, смотри — доски! Хорошие, вон, в куче валяются, — обрадовался Федос, — сейчас заберем и пойдём колотить. Только надо будет где-то пилу и молоток с гвоздями достать… Может, у кого из земляков второй группы спросить?
— Александр Палыч, а ну его на хрен! А то сейчас возьмём эти досточки, а нам по башне настучат. Слышь, в мастерской циркулярка воет? Я, насколько знаю, у них там помимо швейного цеха еще и столярка есть, а там кто-нибудь из обеспеченцев по-любому или годок, или старшак — наваляют или припашут еще.
— Так все равно надо что-то делать. Ты чего предлагаешь, пойти попросить, что ли?
— А почему бы и нет? Ну пошлют нас подальше — что с того? Если припашут, какую-нибудь «мазу» кинем. Ну что, идём?
Федосов помялся с ноги на ногу:
— Слышь, может, сам сходишь? А я тут потихоньку попытаюсь доски хапнуть.
Не ответив, я подошёл к двери и, собравшись духом, толкнул дверь и пошёл по коридору. В открытом столярном цехе на циркулярной пиле распускал доски старший мичман, тот самый мичман «подпольно» крутил видеофильмы. Увидев меня, мичман остановил пилу.
— Тебе чего, матрос? Кто прислал?
— Товарищ старший мичман, я к вам по делу пришёл…
— Ох, ни хрена себе! Матрос, какое же у тебя ко мне дело может быть? — грозно насупился мичман.
Я, сбиваясь, начал ему рассказывать про ящик и не найдется ли у него несколько старых ненужных досок, вроде тех, которые валяются снаружи мастерской.
— Ааа… ящик для песка, полтора на полтора, на двадцать с крышкой, с кармашками и с ручкой… такой что ли?
— Точно так, товарищ старший мичман.
— Да я же сколотил такой. Даже покрасил! Только его с первой роты уже месяца два никто не забирает. Ты с какой группы?
— Группный капитан-лейтенант Поповских, — отрапортовал я.
— Ну да, точно он. Он же мне беленькой уже поставил. Видно, по пьяни и позабыл всё, — пробормотал мичман и, опомнившись, погрозил мне пальцем, — так, сейчас доски распущенные сложишь, ящик заберешь, а то ваш командир группы скажет еще — я слова не держу.
— Есть, товарищ мичман! — радостно гаркнул я. — Разрешите, я напарника отпущу, он снаружи.
— Две секунды, — буркнул мичман, включая циркулярную пилу.
— Сааняя! Федос!! — заорал я, выскочив на улицу. — Вали за песком, я сейчас ящик буду делать! И давай рубль.
— На хрена тебе рубль? — начал возмущаться Федосов, осторожно разворачивая носовой платок и доставая жёлто-коричневую бумажку. (Это же надо, и он тоже все сбережения в платок заворачивает! Не один я такой умный.)
— Мичману! Мичманы за просто так тебе ни хрена спину не почешут и досок не дадут! Я ему вообще полтора рубля отстегиваю, давай не жмись.
Федос, бурча под нос и держа под мышкой сито, ушёл в сторону площадки для рукопашного боя — «песочницы». Песка там было предостаточно. Я же тем временем, сложив в штабель доски, получил из рук мичмана аккуратно сколоченный деревянный плоский ящик с ручкой и откидывающейся фанерной крышкой, на которой было приколочено несколько фанерных кармашков. Ящик был выкрашен, как всё на флоте, серой («шаровой») краской и имел очень приличный «товарный» вид.
Получив ящик на руки и порадовавшись везению и забывчивости наших командиров, заказавших изделие и не вспомнивших про него, я все-таки решился и задал мичману более волновавший меня вопрос:
— Тщщ старший мичман, а разрешите сегодня в вашей «ленинской» видик посмотреть?
— Матрос! Ты чего несешь? Какой видик? Охренел совсем??
— Тщщ мичман, я уже смотрел, цену знаю, я же не за так, я еще матроса приведу, напарника с боевой пары, выручка же больше будет.
— Вы, поповские, охренели совсем — без году неделя на пункте, а уже во все щели заныриваете. Иди давай! После обеда подгребайте. Только смотри, молчок! Узнает кто — прекратятся просмотры, а мои «маслопупые баллоны» сам знаешь какие…
— Да, я Зуру знаю, и Мотыль предупреждал, — блеснул я знакомствами с главстаршиной грузином и коком.
— Ну, всё! Отчаливай, разболтался тут…
После просмотра «Киборга-убийцы» мы с Федосом, оживленно обсуждая фильм, завалились в кубрик и, стирая носки, продолжили обсуждение. Группа прибыла только к отбою, голодные и уставшие. Нашего довольного настроения никто не разделял. Матросы опять целый день горбатились на огороде, и покормить их никто не удосужился. На душе стало как-то тягостно. Мы, за исключением истории с ящиком, чудесно провели воскресный день, а наши сослуживцы опять пришли голодные и уставшие. На камбузе никто «увольняемых» не ждал, и ужина никому не досталось. Матросы сквозь зубы матерились и готовились к вечерней проверке. Ложиться голодным, скажем так, сомнительное удовольствие. Старшина второй статьи Федосов, как и я, выглядел тоже смущенным. Мы, «морально» разлагаясь и просматривая зарубежные фильмы, могли бы и подумать о своих одногруппниках, предупредить дежурных в роте или по камбузу. Ну или, на худой конец, принести с ужина с наших столов по куску хлеба с маслом и сахаром.
