Надо, однако, сразу сказать, что нашим замыслам, положенным в основу этого плана, не суждено было осуществиться. Мы предполагали провести операцию на гораздо большую глубину, чем та, которую удалось достичь на деле.
Главный удар намечалось нанести с двух крупных плацдармов на Одере — севернее и южнее Бреслау. В результате должно было последовать окружение этого сильно укрепленного города, а затем, взяв или оставив его в тылу, мы предполагали развивать наступление основной группировкой прямо на Берлин.
В то же время войскам левого крыла 1-го Украинского фронта предстояло разгромить противника на дрезденском направлении. При этом мы рассчитывали на содействие своего соседа слева, 4-го Украинского фронта.
Фактически же за шестнадцать суток боёв, к 24 февраля, мы выполнили только часть поставленной перед собой задачи. Окружив гарнизоны Бреслау и Глогау, наши войска продвинулись на главном направлении почти на полтораста километров, вышли правым крылом на реку Нейсе, на уровень левого крыла 1-го Белорусского фронта, и здесь закрепились.
Для дальнейшего наступления требовалась пауза. Ведь и без того на нашем фронте одна наступательная операция (Висло-Одерская), по существу без всякой передышки переросла в другую (Нижне-Силезскую). Мы наступали непрерывно сорок четыре дня (с 12 января по 24 февраля) и прошли с боями от пятисот до семисот километров. В среднем за каждые сутки войска продвигались на шестнадцать километров. За такие итоги краснеть не приходится. Но они не освобождают меня от необходимости объяснить, почему все же Нижне-Силезская операция планировалась нами на одну глубину, а на практике осуществлена на другую, значительно меньшую.
Отбрасывая в сторону ряд менее существенных обстоятельств, я должен назвать здесь три основные причины.
Во-первых, в конце января, планируя эту операцию, мы считали, что наше дальнейшее наступление на запад будет проходить одновременно с продолжающимся наступлением войск 1-го Белорусского и 4-го Украинского фронтов. Однако в действительности получилось иначе.
Как раз в период между утверждением плана нашего наступления и его началом перед 1-м Белорусским фронтом возникла неотложная задача — ликвидировать угрожавшую ему восточно-померанскую группировку немецко-фашистских войск. В связи с этим по указанию Ставки он был вынужден отказаться от дальнейшего наступления на берлинском направлении и после выхода на Одер закрепиться на достигнутых рубежах, одновременно подготавливая удар в Померании.
Осложнилось положение и у нашего левого соседа, 4-го Украинского фронта, нацеленного на Чехословакию. Он столкнулся с упорнейшим сопротивлением противника и почти не продвигался.
Во-вторых, уже в ходе операции нам пришлось убедиться, что в конце января мы недооценили возможностей противника по восстановлению боеспособности своих частей и соединений, разгромленных нами на Висле и Одере. Он делал это гораздо быстрее и решительнее, чем мы могли предполагать.
И наконец, в-третьих, наступление в задуманных первоначально масштабах очень затруднялось громадной растяжкой наших коммуникаций.
Темп восстановления железных дорог значительно отставал от темпа наступления войск. Уже к началу Нижне-Силезской операции, 8 февраля, ближайшие станции снабжения оказались удаленными от дивизий первого эшелона на пятьсот километров. Это резко ограничивало нас в боеприпасах и горючем. А возраставшее с каждым днем сопротивление противника требовало все большего и большего расхода их, намного превышая нормы, запланированные перед началом наступления.
Первые симптомы того, что операция будет протекать в усложнившейся для нас обстановке, появились ещё до того, как она началась. Но симптомы — это ещё не вся картина. Окончательную ясность мог внести только наш новый решительный удар по противнику.
А с другой стороны, по тем же первым симптомам было совершенно очевидно, что если мы откажемся от нового удара в ближайшее время, то в будущем нам придется иметь дело с вновь стабилизовавшимся фронтом противника на рубеже Одера, двести пятьдесят—триста километров от южных окраин Берлина.
Обстановка настоятельно повелевала использовать все возможности для того, чтобы опрокинуть врага, ещё не успевшего прийти в себя после наших январских ударов, и на его плечах продвинуться дальше на запад.
Какие же конкретно силы противостояли нам к началу 8 февраля 1945 года? Перед 1-м Украинским фронтом противник имел 16 пехотных, 2 легкопехотные, 1 лыжную, 4 танковые, 2 моторизованные дивизии, 7 боевых групп, 1 танковую бригаду и корпусную группу «Бреслау».
Средняя численность каждой из дивизий не превышала к этому времени пяти тысяч человек. Мы располагали также сведениями о срочном выдвижении в полосу наших действий ряда новых соединений и боевых групп. В частности, с западного фронта осуществлялась переброска 21-й танковой и 18-й моторизованной дивизий врага.
Соответственно перегруппировывались и наши войска. За девять дней, с 29 января по 7 февраля, мы создали на плацдарме севернее Бреслау ударную группировку в составе 3-й гвардейской, 13, 52 и 6-й общевойсковых армий, а также 3-й гвардейской и 4-й танковых армий.
На втором плацдарме (южнее Бреслау) сосредоточились 5-я гвардейская и 21-я армии с двумя приданными им танковыми корпусами.
А на левом крыле фронта должна была действовать третья группировка в составе 59-й армии под командованием Коровникова, 60-й армии под командованием Курочкина и 1-го гвардейского кавалерийского корпуса Баранова. Ей предстояло наносить удар с плацдарма юго-западнее города Оппельн, вдоль северных склонов
Судетских гор. Все четыре общевойсковые армии нашей главной ударной группировки имели оперативное построение в один эшелон.
Чтобы с самого начала увеличить их ударную силу и добиться решительного разгрома противника в первые же дни операции, я приказал обеим танковым армиям сосредоточиться в затылок за общевойсковыми и прорывать вражескую оборону совместно с 1-м эшелоном, а затем, развивая успех, вырваться вперёд и увлечь за собой пехоту.
В данной обстановке я считал такое решение вполне оправданным. Без этого наши утомленные долгими боями и в значительной мере обескровленные стрелковые дивизии не решили бы стоящих перед ними задач, хотя в общем-то на участках прорыва нам удалось создать перевес в силах.
В группировке севернее Бреслау мы имели по сравнению с немцами следующее соотношение: по пехоте — 2,3 :1, по артиллерии — 6,6 :1, по танкам — 5,7 :1. Достаточно внушительным оказалось наше превосходство и южнее Бреслау: по пехоте — 1,7 :1, по артиллерии — 3,3:1, по танкам — 4:1. Только у нашей вспомогательной группировки, наступавшей на левом крыле фронта, соотношение сил с противником было почти равным.
