class="p1">Делаю двойные эскизы: карандашные и акварельные, так что картонов не понадобится, и потому вопрос об участии в работах устроится скоро: думаю к первым числам июля его окончательно выяснить и получить небольшой аванс и тогда, двинув работу, двинуться в Харьков. «Демон» мой за эту весну тоже двинулся. Хотя теперь я его и не работаю, но думаю, что от этого он не страдает и что по завершении соборных работ примусь за него с большей уверенностью и потому ближе к цели. Будь здорова.
Твой брат Миша
Поклон всем, кто меня помнит и не очень ругает.
1887 год. Ноябрь. Киев
Милая моя Аня, спасибо тебе большое за белье и фотографию. Я получил посылку как раз накануне своих именин. Восьмого получил письмо от папы: он с Варей и Настей; Лиля с мамой в Петербурге. Я окончательно решил писать Христа: судьба мне подарила такие прекрасные материалы в виде трех фотографий прекрасно освещенного пригорка с группами алоэ между ослепительно белых камней и почти черных букетов выжженной травы; унылая каменистая котловина для второго плана; целая коллекция ребятишек в рубашонках под ярким солнцем для мотивов складок хитона. Надо тебе еще знать, что на фотографии яркое солнце удивительную дает иллюзию полночной луны. В этом освещении я выдерживаю картину (4 1/4 выш. и 2 шир.). А настроение такое: что публика, которую я люблю, более всего желает видеть? Христа. Я должен ей его дать по мере своих сил и изо всех сил. Отсюда спокойствие, необходимое для направления всех сил на то, чтобы сделать иллюзию Христа наивозможно прекрасною – т. е. на технику.
Здорова ли ты и как идут твои занятия? Что тебе сказать о том, что я тебе намекал? Чуть-чуть хороших минут, более тяжелых и гораздо более безразличных; одно только – средоточию и прямолинейности в работе бесспорно помогает. Обнимаю тебя. Жду письма.
Твой Миша
1887 год. Декабрь. Киев
Милая Нюта, рисую и пишу изо всех сил Христа, а между тем – вероятно, оттого, что вдали от семьи, – вся религиозная обрядность, включая и Хр [истово] Воскр[есение] мне даже досадны, до того чужды. Крепко обнимаю тебя, дорогая моя Нюта, во имя самого великого синтеза – кровной связи и глубокой признательности за участие. Относительно твоих планов на лето вот что мне думается: так устроится только наше благополучие, а если ты приедешь в Харьков, то и папино.
Я часто думаю об нем, и право, мне ужасно становится больно, что разлука с нами его подтачивает. Когда бы наконец мое искусство мне давало возможность хоть раза три в год съездить в Харьков! Нет, Нюточка, приезжай-ка ты в Харьков – я обещаюсь весь июнь пробыть там. Кроме того, я, вероятно, соберусь на несколько дней на Пасху. Решить вопрос имени и денег в искусстве я все-таки думаю здесь и не осложнять эту задачу еще новой – службой. Дай сроку еще годик; а там всегда будет время или приехать в Оренбург, или всем устроиться в Харькове. Крепко обнимаю тебя, моя дорогая. Еще раз большое, большое спасибо.
Горячо любящий тебя Миша
Р. S. Если знаешь адрес Лихошерстовой, то сообщи его мне.
1888 год. 11 января. Киев
Милая моя Аня, прости меня, что и Рождество пропустил, и Новый год, и наконец запоздал ко дню твоего рожденья. От души поздравляю тебя и крепко обнимаю. Но дело в том, что я все праздники работал буквально высуня язык (пусть не навернется тебе параллель с Райским [120] – ох уж эти романисты, много раз они меня с толку сбили) – я принялся за лепку. Я положительно стал замечать, что моя страсть обнять форму как можно полнее мешает моей живописи – дай сделаю отвод и решил лепить Демона: вылепленный, он только может помочь живописи, так как, осветив его по требованию картины, буду им пользоваться как идеальной натурой.
Первый опыт гигантского бюста не удался – он вышел очень впечатлителен, но развалился; следующий маленький в треть натуры я закончил сильно – но утрированно, нет строя. Теперь я леплю целую фигурку Демона; этот эскиз, если удастся, я поставлю на конкурс проектов памятника Лермонтову; а кроме того, с него же буду писать – словом, в проекте от него молока, сколько от швейцарской коровы. Васнецов, когда я перед ним развертываю такие перспективы, всегда подсмеивается: «Да я ведь знаю, вы очень практичны». Да, чуть было не забыл: я живу теперь Chambres garnies [121]Чарнецкого – наше сожительство с Тарковским [122]расстроилось. Он уехал надолго за границу и квартиру ликвидировал.
Я рад – горшок котлу не товарищ. Так как у меня две мастерских – у Мурашки [123] и у стариков Тарновских, то маленький номерок – чистенький, светлый, теплый, полный мебели и стоящий мне с двумя самоварами всего пятнадцать рублей в месяц – вещь для меня очень подходящая, главное – есть минуты полной изолированности, а мне, флюгероватому, это очень полезно. Если у вас нет в Оренбурге недавно вышедшей [книги] «Путешествие по Италии и Египту» Дедлова (псевд[оним] Кигна [124] – моего знакомого по Праховым), то непременно выпишите и прочтите, прелесть как интересно. «Христос в пустыне» отдыхает. Крепко обнимаю тебя. Будь здорова.
Твой Миша
Как адрес Лихошерстовой и как ее зовут? M-lle Тарновская хотела ей писать.
Адрес: Владимирская ул., д. Чарнецкого.
5 [февраля] выеду в Харьков.
1888 год. Конец января. Киев
Милая моя Аня, повестка твоего пакета, по какому-то недоразумению, попала в мои руки вместо 24 дек[абря] – 28 января. Спасибо тебе большое; прости, что, может, употребил деньги не так, как ты предполагала, т. е. не на поездку в Харьков [125], которую я совершу к 5 февраля, а на поправку сапог, ибо на моих было столько же глубоких ран, сколько на Цезаре в день сраженья его с сенаторами, и на другие столь же необходимые вещи. Теперь у меня урок в тридцать два рубля в месяц, который меня обеспечивает; в Харькове думаю пробыть неделю. Картина [126]моя подвигается туго – вот целый месяц, что мне даже и смотреть на нее не хотелось. Надо покормиться этюдами, а подходящих для нее нет. В этом отношении выгоднее писать Гамлета [127] (морду – с себя), что я и собираюсь теперь делать. Флюгер. Обнимаю тебя крепко.
Твой Миша
Пиши всегда, как твое здоровье. Я здоров и чувствую себя молодым на славу.
Большая Владимирская, д. Чарнецкого.
Р. S. Письмо это
