Ознакомительная версия.
Все притихли. Шутить и смеяться перестали и потихоньку разошлись.
Состоялась здесь и одна пророческая встреча. Однажды, придя в столовую, мы увидели молодую пару, что в этом преимущественно стариковском санатории – явление не частое. Она, такая «купчиха Белотелова» – довольно миловидная дама, но немного излишне откормленная. Он, подполковник – с высоты своего довольно значительного роста с видом какого-то превосходства оглядывает окружающих, не задерживая своего взгляда.
– Это сынок очень высокого правительственного чиновника, – сказал мне сидящий за нашим столом генерал-майор, видя, что я все поглядываю на тот стол, где заприметил упомянутую пару. – Это интересный типчик. Он изнасиловал девятилетнюю девочку. Ну, вы знаете, что бывает за растление малолетних. В общем, до расстрела. Ну, а этого направили на психиатрическую экспертизу, признали невменяемым и послали вместо тюрьмы, как больного, в специальную психиатрическую больницу. Есть такая в Ленинграде, на Арсенальной набережной. Там он полгода «полечился» и вот снова среди нас. Посмотрите только, с каким победным видом оглядывает он нас всех. Да и женка хороша, – добавил он. – Посмотрите, какую нежную любовь она к нему проявляет: «Бедненький, так пострадать из-за какой-то паршивой девчонки». Да разве настоящая женщина стала бы жить с ним после этого? А эта и не напомнит никогда. Она рада, что попала в такую знаменитую семью. И будет держаться за нее во что бы то ни стало.
Я прослушал возмущенную оценку факта использования психиатрии для защиты преступления. Сам повозмущался вместе с соседом по столу. Но мне не пришло в голову, что если с помощью психиатрии можно спрятать преступника, то тем же способом можно честного человека превратить в мнимосумасшедшего и запереть в спецпсихбольницу. Тем более не пришло мне в голову, что пройдет немного больше года, и я окажусь сам на Арсенальной в положении психически больного. Я был настолько не подготовлен к тому, чтобы представить психиатров в роли палачей, что тут же забыл наш разговор с соседом по столу и вспомнил о нем, поняв, какую опасность представляет бессовестность психиатров, только когда сам попал в «психушку».
Работа моя в 5-й армии после возвращения из отпуска продолжалась не менее успешно. Я проявлял большую активность и в служебной и в политической работе. Авторитет мой рос. Соответственно усиливалась и деятельность моих защитников, сторонников возвращения меня на кафедру. Впоследствии я узнал, что возвращение не состоялось в 1963 году только из-за сильного противодействия Курочкина, опиравшегося на Пономарева. Своим неистовым противодействием Курочкин добился такого пономаревского благоволения, что это привело его к званию генерала армии. Без этой неожиданной поддержки он никогда бы не получил это звание. И Малиновский, и Чуйков истинную цену ему знали.
Но и у меня поддержка, по-видимому, была весомой. Судя по выступлению Чуйкова на ежегодной научной конференции академии, весной 1963 года, он был за мое возвращение. И зная его, я думаю, что поддерживал не только он. Мнение, противоречащее мнению министра обороны, Чуйков не высказывал бы. А он высказался совершенно определенно. Во всяком случае так, что присутствовавшие на конференции поняли это выступление как голос в пользу моего возвращения. В мой адрес вдруг посыпались письма из академии. Это было совершенно неожиданно для меня. Все писавшие мне от души поздравляли меня со скорым возвращением.
Но в 1963 году меня не возвратили. Может, это случилось бы на следующий год. Но я уже решил свою судьбу иначе. И перерешить не мог.
Работа над трудами Ленина шла успешно. По сути были отработаны все вопросы, по которым я собирался писать в ЦК. Но я туда больше не писал. И писать, чем дальше, мне хотелось все меньше. Я представлял себе лица членов политбюро, и лицо даже наиболее симпатичного для меня – Никиты Хрущева – представлялось злым, тупым, враждебным. Диалога с такими «монстрами» быть не могло. Их надо не уговаривать, а вышибать. И возникает мысль создать революционную организацию, теоретической базой которой могли бы служить выбранные мною из трудов Ленина и соответствующим образом комментированные ленинские суждения и поучения.
Собственно, мысль об этом не просто пришла ко мне. Она ходила со мною свыше двух десятков лет. Еще во время войны я близко сошелся во взглядах с одним офицером. Мы много говорили об обстановке в стране и в партии. Он оказался человеком радикальных взглядов. Со многими его выводами я не был согласен, но зато часто подчеркивал, что после войны надо резко менять курс партии. Во время одной из таких бесед он сказал, что есть люди, которые считают, что к таким переменам надо готовиться теперь. Существует организация, называющая себя «Союз истинных ленинцев» (СИЛ'а). Организована она по принципу цепочки. Каждый член «СИЛ'ы» знает только того, кто вовлек его в организацию и тех, кого он сам вовлек. Вы можете вовлечь, скажем десяток человек, но каждый из них будет знать только одного вас. Друг друга они знать не будут. Нельзя также знать через звено. Если получится так, что тебя, члена «СИЛ'ы» начнет вовлекать в организацию другой неизвестный тебе член, надо согласиться, не выдавая своего членства. Если кого-то из членов «СИЛ'ы» арестовывают, то связанные с ним члены начинают действовать как концевые звенья организации. Если кто-то уезжает, его соседи становятся концевыми и действуют как таковые. Отъехавший же на новом месте закладывает новую цепочку. Замысел организаторов «СИЛ'ы» состоял в том, чтобы проинфильтровать все общество единомышленниками, не создавая организации, поскольку таковая легко раскрывается через связи и организованную деятельность.
Я тогда не дал согласия вступить в «СИЛ'у», но идея меня прельстила. Мне казалось, что если такая организация привьется и разовьется, то раскрыть и уничтожить ее будет невозможно. А сделать она может очень много, т. к. в ней сочетается идейное единство (истинный ленинизм) с широчайшей инициативой. По сути, каждый действует по своему разумению. Посоветоваться можно лишь с кем-то, кто вовлек тебя в организацию, или с тем, кого вовлек ты сам.
Мысль о такой массовой идеологической организации не покидала меня. И, очевидно, если бы я знал кого-то из «СИЛ'овцев», то вступил бы в эту организацию. Но офицер, пытавшийся вовлечь меня в нее, погиб на фронте, а другие «СИЛ'овцы» на моем жизненном пути не встречались. Несколько раз встречал я людей, которых можно было заподозрить в «СИЛ'овской» деятельности, но войти с ними в постоянный контакт я не стремился, хотя верю в возможность ее существования и в то, что «демократические ветерки» в КПСС возникают как раз от такого движения. Именно поэтому я не только не называю офицера, предлагавшего мне вступление в «СИЛ'у», но не говорю даже в каком году и где встречался с ним. Я не хочу дать даже волоска в руки КГБ, по которому можно было бы искать «СИЛ'овскую» организацию.
Ознакомительная версия.
