Ознакомительная версия.
– Григорий Васильевич, ― представился новый знакомый. ― Можете звать меня просто Гришей. Присаживайтесь, пожалуйста. Я работаю здесь уже больше трех лет и в ту злополучную ночь находился на работе, на втором блоке. Когда раздались взрывы, мы выбежали из здания. Картина, представшая нашим взорам, потрясла всех: желто-оранжевая шапка зарева, поднявшаяся над крышей четвертого энергоблока, гигантским костром освещала черное небо. От второго блока до четвертого расстояние почти с километр и движимые скорее любопытством, чем желанием действовать, мы ― несколько непосредственно не занятых у пульта управления нашим блоком сотрудников смены ― подошли ближе. Тогда никто не думал, что активная зона реактора может быть открыта, и только позже мы узнали, что уже тогда получили достаточно высокие дозы облучения. Тех, которые страдали от рвоты и сильной слабости, уже на следующий день отправили автобусами в Киев, а затем самолетом ― в московскую клинику. Мне удалось уговорить руководство оставить меня на станции. В последовавшие за аварией напряженные дни я, как и весь остальной персонал, были в центре событий. Индивидуальной дозиметрии не проводилось, и того, сколько каждый из нас хватанул радиации, мы никогда не узнаем. Мне понятно только, что доза, полученная мной, не гарантирует долгой и счастливой жизни. Судя по всему, мне недолго осталось коптить небо. Поэтому я и решил продолжать работать здесь, пока хватит сил. Страхового полиса у меня нет, а здесь платят тройную зарплату. Так что все, что успею заработать, достанется моей семье, когда меня уже не будет в живых. Я вот что хотел спросить, доктор: что нужно делать и какие лекарства принимать, чтобы уменьшить влияние радиации, и как можно на более длительный период сохранить силы? Как вы сами понимаете, я бы не хотел обращаться с этими вопросами в официальные медицинские инстанции.
– Я вас понимаю, но, честно говоря, затрудняюсь ответить на ваш вопрос. Наверное, надо пить больше жидкости, чтобы выводить свободные радикалы и, тем самым, предотвращать их вредное действие на ткани организма. Для поддержания сил существуют различные биостимуляторы, такие как настойка корня женьшеня, например. Если хотите, я могу попросить ребят, которые выезжают в Киев, чтобы они привезли вам. Что касается стронция и прочей гадости, то вывести ее из организма практически невозможно: все это прочно сидит в костях и период распада их около двухсот лет. Но сиюминутного катастрофического действия на нас это не оказывает, возможно также, что и в ближайшей перспективе это относительно безвредно.
– А что насчет приема алкоголя в малых дозах? Я слышал, что это?..
– Не думаю, что это что-то меняет. Скорее успокаивает и отвлекает от дурных мыслей.
Они несколько минут помолчали, каждый думая о своем и об одном и том же, после чего Михаил сказал:
– Григорий Васильевич, я, пользуясь случаем, тоже хотел бы вас кое о чем спросить. Мы здесь в тридцатикилометровой зоне живем больше слухами, а они, как известно, не всегда отражают действительность. Скажите, как вы думаете, почему случилась эта авария?
– Пока нельзя наверняка утверждать, но причиной, скорее всего, было сочетание конструктивных недостатков реактора и человеческой безалаберности, халатности, основанной на принципе «авось сойдет». Тогда, в конце апреля, реактор типа РБМК (реактор большой мощности канальный) готовили к плановой остановке. Для этого опускали внутрь активной зоны стержни из графита ― вытеснителя воды, и карбида бора ― мощного поглотителя нейтронов. На этапе, когда стержни были введены наполовину, поступила команда временно отложить остановку реактора из-за нехватки электричества в единой энергосистеме страны, и тогда часть стержней была вновь поднята. Возобновили опускание стержней только через несколько часов, когда реактивность реактора достигла уже критического уровня. К сожалению, вовремя не успели отреагировать, в то время как аварийную систему остановки реактора отключили еще перед началом его плановой остановки. Спросите «почему»? Тогда собирались проводить эксперимент, связанный с работой турбины на холостом ходу, и система аварийного отключения могла помешать этому эксперименту. Когда же ситуация стала проясняться и была отдана команда форсировано опускать стержни, то слишком быстрое опускание стержней привело к быстрому вытеснению воды из каналов в условиях запредельной реактивности, что привело к экспоненциальному ее повышению и, как следствие, к взрыву. Реактор, к сожалению, не был защищен колпаком, и поэтому развороченная активная зона в сто девяносто тонн диоксида урана оказалась под открытым небом…
– Скажите, Григорий, почему в начале мая военное руководство нашей части было в состоянии такого, не свойственного ему, возбуждения?
– На то были серьезные основания. До сегодняшнего дня из реактора наружу вышли не более пяти процентов его активности. Когда в первых числах мая впервые удалось измерить температуру внутри реактора, она составляла две тысячи градусов. Две тысячи пятьсот градусов ― это температура плавления таблеточек из двуокиси урана, а основная активность сидит внутри этих таблеточек. Если бы температура достигла двух тысяч пятьсот градусов, то тогда не пять процентов активности вышли бы наружу, а все сто. То есть площадь загрязнения и ее интенсивность возросли бы в двадцать раз по сравнению с тем, что произошло, а на самом деле еще больше, потому что плохие бы изотопы пошли, гораздо более тяжелые, чем вырвавшиеся наружу йод, плутоний, цезий и стронций. Поэтому на реактор вертолетами с воздуха были сброшены сотни тонн карбида бора, песка, свинца и доломита, поглощающие нейтронный поток и снижающие температуру. В результате этого в течение недели удалось снизить температуру до трехсот градусов, а затем и до шестидесяти.
За разговором время пролетело быстро. Наскоро попрощавшись со своим новым знакомым, Михаил почти бегом направился в душевые. Там уже почти никого не было. Солдаты помылись, переоделись во все новое и ждали наверху грузовиков. Лейтенант, до упора отвернув кран душа, стоял под режущими потоками прохладной воды и переваривал недавно полученную информацию. «Все мы были на волосок от гибели, ― думал он, ― как мелки все остальные проблемы и вся эта суета сует по сравнению с главным вопросом: быть или не быть?»
Вечером в лагере к нему в палатку вновь заглянул Семен Шмулевич.
– Ну, как дела? ― в тоне Семена сквозила явная заинтересованность. ― Какие новые подвиги совершил?
– Да так, никаких ― серые будни.
– А я вот письмо получил из дома.
– Все в порядке?
– Да, слава Богу, все здоровы. Меня ждут. Кстати, жена описывает интересную историю, связанную с этим местом. Не знаю, где она ее выискала.
Ознакомительная версия.
