По-своему обретали «опыт» и батистовцы. Прибыв в какое-либо фермерское хозяйство и не застав там мужчин, они крушили все подряд, а порою и расстреливали остальных попавшихся под руку, полагая, что мужчины ушли в отряд Фиделя.
А мужчин, действительно, при всех скрытых опасностях, партизаны все же принимали довольно охотно: ведь идея Фиделя и состояла в том, чтобы с группой соратников «зажечь пламя», а затем разжечь его до народной войны против тирании. Постепенно поток добровольцев увеличивался, Фидель поручил Че проводить с ними своего рода собеседования. Один из таких молодых добровольцев, Энрике Асеведо вспоминает:
«Мы с братом пришли в отряд Че, прибавив каждый себе по два года (а имели 14 и 16 лет). Че не поверил и стал нас отчитывать, но, узнав, что мы учились в школе, дал решить задачки по алгебре. Я сказал, что был плохим учеником и знаю только историю и географию... Че улыбнулся и сказал, что мы должны продолжать учиться, а не воевать. «Тогда расстреляйте нас, а назад мы не пойдем!» — сказал я решительно. Че рассердился, но Сиро Редондо (один из командиров. — Ю.Г.) обещал взять над нами шефство, и мы остались»[71].
Занимался такой «кадровой» работой и сам Ф. Кастро. Например, он не взял сначала в отряд пятнадцатилетнего парнишку Жоэля Иглесиаса (потом он станет команданте и после победы возглавит кубинский «комсомол» — Ассоциацию молодых повстанцев. На вид ему и тогда можно было дать не больше 16 лет. — Ю.Г.) Жоэль рассказывал автору, как он стал уверять Фиделя и Гевару, что он из крестьян и поэтому сильный. Тогда командир, улыбнувшись, попросил его поднять тяжелый мешок. Парень поднял и был принят в отряд.
Но наряду с такими были и другие «гуахирос» (кубинское название крестьян. — Ю.Г.): темные, забитые, они верили всяким пропагандистским россказням о повстанцах. Узнав о приближении партизан, они бросали дом, скот и уходили в более тихие места. Об одном таком примере пишет Гевара:
«Мы стали свидетелями печальной картины. Накануне батистовский капрал и управляющий (плантации. — Ю.Г.) оповестили всех местных жителей о предстоящей бомбардировке. Люди стали переселяться к берегу моря... Местные власти просто намеревались лишить крестьян земли и нажитого имущества... Страх охватил крестьян, и не было никакой возможности остановить их бегство... У нас было больше оружия (трофеи, захваченные в боях. — Ю.Г.), чем людей... Крестьяне не были еще готовы включиться в борьбу, а связи с городом практически не существовало»[72].
Отсюда и общая для любой нерегулярной армии проблема дезертирства. Среди дезертиров были не только городские жители, испугавшиеся тягот сельской жизни, но и крестьяне. Само трудное время войны требовало пресекать это явление твердой рукой. Че рассказывает, например, о случае, когда за дезертирство был расстрелян один из его бойцов:
«Я собрал весь наш отряд на склоне горы, как раз в том месте, где произошла трагедия (расстрел. — Ю.Г.), и объяснил повстанцам, что все это значило для нас, и почему дезертирство будет караться смертной казнью и почему достоин смерти тот, кто предает революцию.
В строгом молчании мы прошли мимо трупа человека, который оставил свой пост; многие бойцы находились под сильным впечатлением первого расстрела, быть может движимые скорее какими-то личными чувствами к дезертиру и слабостью политических воззрений, чем неверностью революции. Нет необходимости называть имена... Скажем только, что дезертир был простым, отсталым деревенским парнем из этих краев»[73].
Автор не ставит перед собой задачу отобразить все перипетии боевой деятельности партизан. Поэтому мы остановимся только на отдельных сражениях Повстанческой армии, имевших принципиальное значение. Первой из таких акций явился бой за Уверо.
Фидель избрал казармы в этом местечке, полагая, что победа при нападении на них могла бы стать большим психологическим ударом для Батисты и его приспешников, о котором узнает вся страна. Правда, не все из командиров разделяли такой выбор. Ему даже пришлось выдержать продолжительный спор с Геварой, настаивавшим на захватах армейских грузовиков, свободно курсирующих по дорогам района, где укрывались партизаны. «В то время наше общее страстное желание сражаться толкало нас на самые крайние и поспешные решения и не позволяло нам предвидеть более отдаленной цели», — признавался Эрнесто. И добавлял: «Теперь, спустя несколько лет после этого спора, в котором Фидель не убедил меня и заставил выполнять свой приказ, я должен признать, что его соображения были правильными»[74]. Это подтвердил и сам бой.
К тому времени под общим командованием Ф. Кастро находилось несколько отрядов. В штабе состоялось совещание командиров. На подготовку к бою были даны двое суток. Начался 16-километровый ночной переход. Разведка сообщила, что около деревянных казарм особых укреплений не было. Но вокруг были расставлены усиленные посты по три-четыре человека. Кустарник позволял подойти к противнику очень близко. Казарма расположена была на берегу моря, поэтому для ее окружения надо было наступать с трех сторон. Бойцам был отдан приказ не стрелять по жилым постройкам, где жили семьи военных.
Предполагалось, что бой будет скоротечным из-за внезапности нападения. «Уже стало светать, — пишет Гевара, — а мы все еще не были готовы к атаке»[75]. Тогда Фидель первым открыл огонь из своей винтовки с телескопическим прицелом. И казарма озарилась вспышками ответных выстрелов. Бойцы отрядов пошли в наступление, соблюдая все меры предосторожности. Быстро раскусив гуманность партизан, многие военные стали укрываться в жилых домах. Вокруг зловеще свистели пули. Группа во главе с Че залегла и стала вести огонь по хорошо замаскированному окопу, одновременно готовясь к решительному броску. «Казалось, что бой продолжался всего несколько минут, но на самом деле от первого выстрела до захвата казармы прошло два часа сорок пять минут», — записал Эрнесто в дневнике[76].
И вот взяты в плен последние оказавшие сопротивление солдаты, выведены из дома врач и санитар. С первым из них, уже седым солидным человеком, произошел курьезный случай, описанный Геварой:
«Количество раненых было огромным, и, не имея возможности заниматься ими, я решил передать их этому врачу... Он спросил, сколько мне лет и когда я получил диплом. Услышав мой ответ, он откровенно признался: «Знаешь, парень, займись этим делом сам, потому что я только что закончил учебу и у меня очень мало опыта». Видимо, — продолжает Че, — этот человек по своей неопытности и от страха забыл все, чему его учили. И мне снова пришлось сменить винтовку на халат врача»[77].
