Крестьянство не было социально однородным: большие различия в уровне материального благосостояния разделяли его представителей на группы или слои, от зажиточных землепашцев, владевших собственными упряжками быков, до батраков, лишенных какого-либо имущества. Большинство сельского населения, по всей видимости, находилось на самом низу социальной лестницы, в положении, которое исключало всякую надежду на перемены к лучшему. Тем не менее, в отличие от люмпен-пролетариата нового времени, эти несчастные были интегрированы в общество, обеспечивавшее им хотя и спорное, но весьма важное благо — стабильность, с которой ассоциировался необходимый минимум реальных прав, в том числе право собирать колосья после жатвы и пользоваться лесными угодьями. Во всяком случае, какими бы ни были статус и материальное положение крестьянина, он в полной мере нес на себе бремя сеньориального гнета. Господа, прежде всего владельцы крупных сеньорий, взаимодействовали со своими крестьянами через посредников — ненавидимых всеми управляющих, людей грубых, всецело зависимых от господина и потому готовых ради него на все. Через управляющих обрушивалась на крестьян сеньориальная юстиция или, вернее сказать, сеньориальный произвол. Ни за что ни про что они подвергались штрафам, лишавшим их последних наличных денег, вырученных за урожай. Даже за мельчайшие проступки они порой подвергались увечьям и казни через повешение. Крестьянин становился первой жертвой любой войны, не имея защиты от бесчинствующей солдатни обеих сражающихся сторон. И вместе с тем крестьянина связывало с его господином чувство тесной солидарности, согретой человеческим чувством, как любовью, так порой и ненавистью — ведь господин оставался для него и единственным возможным защитником, и последней инстанцией, решение которой не подлежало обжалованию. Рассказывают трагикомичную историю о том, как крестьяне, задумав было воспользоваться проездом короля по их краям, дабы вымолить у него правосудный приговор, в коем отказы-вал им их господин, потом передумали, поскольку не знали, что делать с этим приговором...
Хотя группа крестьян, будь то семья или деревня, не обладала правоспособностью (единственным ее законным представителем был господин), жизнь крестьянина еще больше, чем жизнь сеньора или клирика, была укоренена в коллективных структурах. Это обусловливалось совместным проживанием и практически неделимыми обязанностями и правами, связанными с владением землей, поскольку держателем ее был род в целом, ответственный за это держание, некогда пожалованное их предку. Из поколения в поколение они жили и умирали там, где родились. Совместным был и труд: так, на западе Франции, на землях с тяжелыми почвами, для вспашки использовались комбинированные упряжки, и с этой целью создавались сезонные ассоциации, коллективно использовавшие вьючный и тягловый скот. Тут и там мелкие аллодисты объединялись в общества взаимной обороны и коллективными усилиями возводили на своих землях оборонительную башню. Во многих деревнях в рамках церковного прихода создавались братства взаимопомощи, общие собрания членов которых принимали неукоснительно исполнявшиеся решения относительно права пользования и распоряжения общими лугами и лесами, а также распределения повинностей. Эта социальная укорененность крестьянина частично объясняла, почему столь редкими были мятежи (крестьянские войны — явление более позднего времени). Отсутствие как официально провозглашаемого равенства, так и, за редкими исключениями, слишком большого фактического неравенства делало, несмотря на нищету, акты протеста крестьян против сеньоров редкими и стихийными.
Образ жизни крестьянина определялся характером выполнявшихся им работ, техника которых восходила еще к поздней Римской империи, если не к древней цивилизации кельтов, причем волны иноземных вторжений мало что изменили в этом отношении. Практиковалась двухпольная или трехпольная система земледелия, при которой значительная часть земли оставалась под паром. Землю обрабатывали не только плугом, но и (возможно, даже чаще) мотыгой. Использовалась также деревянная соха, которая не столько вспахивала землю, сколько царапала ее. Мотыга оставалась основным инструментом наряду с серпом и ступой для измельчения зерна — традиционный инвентарь, относящийся к древнейшему культурному фонду, причем эти практически идентичные орудия труда можно встретить во всех ранних аграрных цивилизациях. Зародившись на заре человеческого общества, они словно бы жили своей жизнью, порождая неискоренимые обычаи и традиции. Если они и претерпевали изменения, то не столько в результате внутреннего развития, сколько под воздействием внешних влияний. Эта примитивность техники земледелия, по всей вероятности, сглаживала различия между богатыми и бедными землями, низводя их на самый низкий уровень продуктивности. Тяжелый плуг с лемехом, наиболее эффективное средство обработки земли, уже существовавшее в те времена, был весьма непрост в обращении и требовал упряжки из восьми пар быков.
Домашний скот, чаще всего коровы и овцы, тощие из-за недостатка корма, играл второстепенную роль в этой аграрной экономике. Даже в Нормандии, известной своими выпасами, стадо обычно насчитывало не более десятка голов, в других же местах, вероятно, не более трех. Сохранение и транспортировка молочных и мясных продуктов представляли собой практически неразрешимую проблему. Самыми распространенными видами домашнего скота были свиньи и быки, причем последние служили главной тягловой силой и использовались на тяжелых работах. Бык был по преимуществу крестьянским животным. Масштаб хозяйства обычно определялся количеством пар использовавшихся там быков. Цена одного быка (хотя в принципе они редко служили предметом купли-продажи) составляла от трети до половины цены лошади, а его содержание обходилось в шесть раз дешевле. Постоянное общение с быками умиротворяющим образом влияло и на характер человека, поскольку бык — животное хотя и упрямое, но кроткое, требующее от тех, кто постоянно имеет с ним дело, терпения и неизменно ровного настроения и лучше работающее в атмосфере благодушия, под звук песен. Быки были преимущественно тягловыми животными, которых подковывали, как и лошадей. Запрягали быков парами, иногда образовывавшими длинные вереницы. В произведении ученого схоласта начала XI века Бернарда Анжерского содержится описание упряжки из 26 пар быков, используемой для транспортировки камня. Возможности гужевого транспорта существенно расширили две технические новинки, вероятно, скандинавского происхождения: запряжка лошадей с помощью хомута и телеги с оглоблями. Лесосплав являлся наиболее распространенным способом транспортировки древесины.
