Федор Шахмагонов - Из жизни полковника Дубровина

Ознакомительная версия.

С ужасом и душевной болью я смотрел на то, что происходит на моем восточном берегу, в моей стране.

В реке купались детишки, маячили над кустами удочки рыболовов...

Мы остались с генералом одни на наблюдательной вышке. Он был мрачен и молчалив. Я не удержался и сказал ему:

- Русские не собираются воевать... Это почти чудо, но обеспечена внезапность!

- Внезапность! Это очень сложные понятия в современной войне... Внезапность - это удар по войскам, внезапность при ударе в пустоту теряет свое значение. Мне было бы легче, если бы я видел укрепления, ощетинившиеся ожиданием... Легче разрубить мечом железную кольчугу, чем шелковую косынку!

- Может быть, приказ о наступлении отменен?

Генерал машинально посмотрел на часы. С раздражением махнул рукой:

- не может быть отменен!

В 3 часа 10 минут 22 июня генерал поднялся на наблюдательную вышку, неподалеку от Бреста. Над рекой курился легкий туман.

Загудела земля, и западный берег Буга вспыхнул сначала зарницами, а потом разгорелся заревом. Началась артиллерийская подготовка из всех видов артиллерийского оружия.

Восточный берег Буга объяло пламя. Горели деревни, огненные купола поднялись над лесом, сгустилась тьма.

Дым и гарь заволокли окрестности, зарево не в силах было пробить черной мглы.

Когда кончилась артподготовка, в небе появились самолеты. Волна за волной, волна за волной...

В 4 часа 15 минут двинулись танки передовых частей.

Они выползли из укрытий в предполье и на полном ходу устремились к реке. Впереди шли танки для переправы под водой. Они ушли в воду и через пятнадцать минут появились на том берегу. Инженерные войска начали наводить понтоны.

В седьмом часу утра генерал счел возможным переправиться на восточный берег. Начали приходить донесения, что "сопротивление противника везде подавлено".

Он не потерял чувства юмора.

- Сопротивление? Кто им здесь сопротивлялся?

Наверное, эта фраза предназначалась не мне, а барону, но я заметил, что ему доставляло интерес быть со мной более откровенным, чем со своими офицерами.

Два бронетранспортера, несколько специальных машин повышенной проходимости, два танка охраны и бронемашина генерала двинулись в глубь советской земли.

По донесениям из частей прорыва мы ехали по земле, где "было подавлено сопротивление противника".

Дорога пролегала деревней и лесом.

Деревня медленно догорала, не осталось ни одной избы, все было перерыто воронками от снарядов, месиво головешек, битого кирпича, домашней рухляди, которую не брал огонь. Но на дороге и другие следы. Два обгоревших немецких танка. Генерал остановился возле них.

Вышел из бронемашины. При нем извлекли сгоревших танкистов. Очевидцев гибели этих двух бронированных чудовищ не было.

Генерал осмотрел танки и спросил:

- Что случилось? На танках нет следов от снарядов! Если бы это было в деревне, я понял бы так, что они сами наскочили на огонь... Как их сожгли?

Но никто ничего объяснить не мог.

В лесу на повороте дороги мы наткнулись на обгорелый бронетранспортер. Возле транспортера вразброс лежали трупы немецких автоматчиков.

Здесь уже можно было обнаружить следы боя. И не в зоне укреплений. Генерал обошел поляну. Мы насчитали тридцать немецких трупов, генерал отыскал в кустах труп советского пограничника. Он лежал, уронив голована щиток пулемета "максим".

- Славная смерть! - сказал генерал. - Но не один же он сжег бронетранспортер?

Генерал остановил колонну. Автоматчики по сигналу офицера охраны попрыгали из бронетранспортера и окружили поляну. Из бронемашины вышел генерал.

Сопровождающие подошли к бронетранспортеру.

Двое в штатском. Я и немецкий писатель.

В руке у него тут же появился блокнот и серебряный карандашик-нацелился записывать изречения генерала.

Ни от снаряда, ни от ручной гранаты бронетранспортер повреждений не имел. Специалисты сразу же установили, что гореть начала краска, а затем уже огонь охватил бензобак.

Автоматчики все до одного были обнаружены на поляне. Полный расчет бронетранспортера.

Генерал помалкивал, писателю нечего было занести серебряным карандашиком в записную книжку с золотым обрезом и символическим орлом на обложке.

Доложили, что в кустах обнаружен станковый пулемет. Коробки с расстрелянными лентами. От пулемета тянулся по траве кровавый след. Офицер охраны посоветовал генералу уйти в танк. Генерал отказался.

Да и чего опасаться? По дороге проходили немецкие танки и автомашины моторизованной пехоты, тянулась тяжелая артиллерия. На карте стояли отметки, что передовые танковые отряды углубились далеко от этой поляны.

Кровавый след привел автоматчиков к бронетранспортеру. Он протянулся мимо машины в двух шагах и свернул к лесу. В лесу нашли пулеметчика. Пограничник. Рядовой. Военный врач штаба группы насчитал у него тридцать пулевых ранений. Стало быть, из последних сил, истекая кровью, он, положив немецких автоматчиков, подполз к бронетранспортеру, зажег его и уполз в лес... Тут и настигла его смерть,

Подошел генерал. За ним поспешил писатель.

- Пишите! - сказал ему генерал. - Славная смерть!

- Вы хотите, чтобы я прославил героизм противника? - спросил писатель.

Генерал был мрачен, под вызывающей холодностью он прятал свою ярость, свое беспокойство. Oн искал выхода для своего гнева и обрушил его на гитлеровского любимца с серебряным карандашиком.

- Не опасайтесь отнять славу у немецкого солдата.

- Если я сообщу, что один русский убил тридцать немецких солдат, то...

- То вы этим покажете, с каким противником, с каким опасным и трудным противником пришлось встретиться немецкому солдату! И если мы побеждаем такого противника...

- Да, но тогда у немецкого читателя возникнет вопрос, когда же мы войдем в Москву?

- Когда - это не вопрос! - опять оборвал генерал писателя.

- Нет - это вопрос! - откликнулся писатель. - Рейхсфюрер, направляя меня в вашу группу, высказал уверенность, что это произойдет на восьмой день войны...

Имеет ли смысл при таких условиях говорить о героизме противника... Я не успею по этому поводу изложить свои рассуждения, как в газеты придет сообщение о падении Москвы...

Спорить с рейхсфюрсром, даже заочно, генерал не пожелал.

Он направился к бронемашине, но по дороге, через плечо, все же счел возможным бросить несколько слов писателю:

- Я все же советую вам сфотогра4)ировать это поле боя...

Генерал направился к командирскому танку.

Лесная дорога исполосована гусеницами, по обочинам повалены деревья, изрыты кусты, трава опалена выхлопами газов.

Ознакомительная версия.