М а й о р о в (несколько секунд смотрит ей в глаза и потом сразу отпускает руки). Я пошутил. Конечно, я бы этого не сделал.
М а р и н а (пытается улыбнуться). Нельзя же быть таким отчаянным.
М а й о р о в. Да? (С горечью.) Если б ты видела, какие у тебя сейчас были злые глаза.
Вошел Гетманов.
Хорошо, что ты зашел, Андрей. Есть вопрос, который мы должны разрешить втроем.
Г е т м а н о в. Втроем?
М а й о р о в. Именно. Я хочу сказать - вместе с геологом.
М а р и н а. Я ухожу. Ты надолго, Андрей?
Г е т м а н о в. Не знаю. Ложись спать - у тебя зеленое лицо.
М а р и н а. Да. Я очень устала. (Уходит.)
Г е т м а н о в. Я захватил с собой нашу докладную записку. Ты можешь уделить мне несколько минут?
М а й о р о в. Ага! Наконец. (Перелистывает.) Постой! Чья это подпись?
Г е т м а н о в. Где?
М а й о р о в. Вот, вторая. Какой-то древнеиранский иероглиф.
Г е т м а н о в. А! Это - Рустамбейли. Ему временно поручен геологический надзор.
М а й о р о в. Обожди... А куда девался Морис?
Г е т м а н о в (помолчав). Морис у нас больше не работает.
М а й о р о в. Здравствуйте! Как так - не работает?
Г е т м а н о в. Сегодня утром он подал заявление об уходе.
М а й о р о в. Ты не имел права его отпустить.
Г е т м а н о в. Я не имел права задерживать его ни минуты. Морис очень больной человек. Если он продолжал работать, на то была его добрая воля.
М а й о р о в. Пусть возьмет обратно свое заявление. Корми его сливками и черной икрой, зимой мы пошлем его лечиться. А сейчас он нужен.
Г е т м а н о в. Ты меня ставишь в очень трудное положение. Я сам рассчитывал удержать его, несмотря на то, что последнее время он способен вывести из терпения ангела. Но после того, как он позволил себе... Тебе говорила Марина?
М а й о р о в. Да.
Г е т м а н о в. Ты бы послушал. Он назвал меня негодяем, шантажистом и грозил разоблачить перед всем светом. Черт знает что! У меня нет ни малейшего желания сводить личные счеты, но как-то оградить себя от подобного рода наскоков я обязан.
М а й о р о в. Очень странная история. Нет, ты прав. Морис должен взять свои слова обратно и извиниться. Он так и сделает.
Г е т м а н о в. Хорошо. У него есть время до десяти часов утра. В пять минут одиннадцатого будет вывешен приказ. Но должен тебя откровенно предупредить - ты не знаешь его характера. Морис упрям как бык.
М а й о р о в. Ничего. Это я беру на себя.
Г е т м а н о в. Как знаешь. (Пауза.) Послушай, Саша. Нам надо поговорить вполне откровенно.
М а й о р о в. По-моему, это единственный метод разговора, который чего-нибудь стоит. Слушаю.
Г е т м а н о в. Я считаю разведку безнадежной. (Пауза.) Думаю, это ясно не мне одному, но и кое-кому в тресте. Если у Мориса нет необходимого мужества признать свою ошибку, то моя прямая обязанность заговорить об этом открыто. Ты что-то хотел сказать?
М а й о р о в. Нет. Я слушаю.
Г е т м а н о в. Подумай и рассуди сам. Четвертый номер стоил около двух миллионов рублей и оказался трупом. Теперь через несколько дней будет закончена "Сара". Я положил на нее много труда, еще больше нервов, но судьба ее предрешена. Когда я припер Мориса к стенке, ему пришлось сознаться, что на проектной глубине мы нефти не получим. А теперь, так сказать, неофициальная сторона. Сегодня ты сказал, что если когда-нибудь мне понадобится твоя помощь... Только пойми меня правильно. Мне очень неловко, что я с места в карьер начинаю эксплуатировать твое обещание, но...
М а й о р о в. Ладно. Не занимайся пустяками. Я затем и приехал, чтоб тебе помочь.
Г е т м а н о в. Я тебе очень благодарен, тем более что мне в самом деле нелегко. Я отлично понимаю, что меня запихнули в эту окаянную дыру не случайно. Есть люди, которым мало убрать меня с промысла, где я намозолил им глаза. Им хотелось бы добить меня до конца, да так, чтоб я лег и не встал. К счастью, это не так просто. Моя работа отмечена в печати. "Сара" держит переходящее знамя. И если мои усилия идут прахом, я в этом нисколько не виноват.
М а й о р о в. Так. Значит - крест?
Г е т м а н о в. Я не вижу другого выхода.
М а й о р о в. Тогда чем же я могу тебе помочь?
Г е т м а н о в. Сейчас скажу. Вероятно, до тебя уже дошли слухи о том, что на "Саре" кривизна несколько выше нормы.
М а й о р о в. Да. Это - правда?
Г е т м а н о в. Правда.
М а й о р о в. Хорошо, что ты мне сказал. Если б это выяснилось при контрольном замере, я бы чувствовал себя в больших дураках. Это Мехти?
Г е т м а н о в. Неважно. Я начальник разведки и отвечаю за все. Единственное мое оправдание - вернее, не оправдание, а смягчающий довод, что моя ошибка на сегодня не имеет никакого практического значения. Конечно, если вовремя не пресечь демагогии вокруг этого дела, его раздуют до невероятных размеров, и тут я не соберу костей. Теперь моя совесть перед тобой чиста; буде же ты сочтешь возможным своей властью предотвратить поток грязи, готовящийся излиться на мою голову, ты сделаешь доброе дело, которого я тебе не позабуду, как говорится, по гроб моей жизни. Вот все, о чем я тебя прошу.
М а й о р о в. Не многого ты просишь. (Задумывается.)
Г е т м а н о в. Учти, что я отнюдь не имею в виду предложить тебе что-либо идущее вразрез с твоей совестью. Поскольку все равно предстоит ликвидация разведки, достаточно этого вопроса не уточнять.
М а й о р о в. Погоди! Я сейчас думаю совсем о другом... Андрюша! Скажи мне по чести: не завелось какой-нибудь кривизны в тебе самом? Ты чего-нибудь не договариваешь?
Г е т м а н о в. Почему ты спрашиваешь?
М а й о р о в. Потому, что мне действительно хочется помочь. А как, я не знаю.
Г е т м а н о в. Ты мне не доверяешь?
М а й о р о в. Нет, я верю. Но не все понимаю.
Г е т м а н о в. Например?
М а й о р о в. Например, почему ты так худо живешь с людьми?
Г е т м а н о в. А! С какими там еще людьми?
М а й о р о в. С хорошими. Конечно, у них есть недостатки, как у всех смертных.
Г е т м а н о в. Все, что ты говоришь, очень хорошо в теории. Теоретически я тоже горжусь, что Гулам, мой ученик, выдвинут на ответственный пост, и все такое прочее. А на практике - это нуль, человек, за которого все вынужден делать я сам. Мне бы тоже очень хотелось, чтоб геолог и главный инженер заключили между собой договор о социалистическом соревновании и мирно паслись рядом. А в действительности они бегают по очереди ко мне с доносами; и это еще хорошо, потому что я по крайней мере в курсе их замыслов. Конечно, ты понимаешь, что это разговор, который могут позволить себе два коммуниста...
М а й о р о в. Нет.
