- Кормить вам придется это правительство, господин Черчилль. Накладно будет, - подает реплику Сталин. - Народ знает, кому доверять. Предоставим разобраться с этим делом народу... Поляки мужественно приняли на себя удар германского фашизма, развязавшего вторую мировую войну нападением на Польшу. Поляки не склонили головы и тогда, когда подпали под ярмо немецкой оккупации, сражались в подполье, в партизанских отрядах, тогда как это правительство, за которое вы радеете, позорно их оставило и отсиживалось у вас, вдали от Польши. Вместе с Красной Армией части Войска Польского, сформированного теми, кто не оставил свой народ в беде, спасали свою поруганную родину. Польский народ заслужил того, чтобы к нему относились уважительно, считались с его мнением и не навязывали ему продажное правительство...
Перевод ведется почти синхронно, и Черчилль сникает, будто сраженный.
Сталин в свою очередь продолжает:
- А относительно границ Польши по Нейсе и Одеру, мы этот вопрос уже решили на прежних заседаниях и возвращаться к нему не будем.
Делается перерыв. Уже под занавес Уинстон Черчилль объявляет, что прием на этот раз устраивает лично он и приглашает коллег прибыть в отведенный зал.
Речи на приеме короткие, сам господин Черчилль, виновник банкета, говорил вяло и неопределенно. Лишь когда принял нужную дозу коньяка, подсел к Сталину, рядом с которым неотлучно находился Молотов, а напротив - Жуков. Разговор перекидывался с одной темы на другую.
- Премьер Сталин... Джо... - заговорил Черчилль уже совсем уважительно, как не раз называл Сталина еще давно, когда встречались в Москве. - Скажите, что вам известно о вашем сыне... Если не ошибаюсь, зовут Яковом? - произнося имя с ударением на последнем слоге, спросил Черчилль.
Сталину пришлось сделать над собой усилие, чтобы сдержаться, глаза его стали опечаленными, но в этих глазах угадывался и вопрос: "А вам, господин Черчилль, что известно?" Вслух же он промолвил очень тихо:
- Потерянного уже не вернуть...
Черчилль выдержал паузу - играл на отцовских чувствах Сталина, на его нервах, заставлял казниться душою - и чуть позже подсыпал соли на раны:
- Да, это огромное горе, и я выражаю вам свое соболезнование... Вы напрасно, Джо, не согласились обменять своего сына на Паулюса. - Черчилль многозначительно покачал головой. - Я располагаю информацией, что ваш сын в немецком лагере покончил самоубийством... Добровольно бросился на проволоку под высоким напряжением тока, хотя часовой предупреждал его... И винить некого...
Жуков пошевелил скулами и не выдержал:
- Мы тоже располагаем информацией, но иного порядка - достоверной.
Трагична судьба Якова Джугашвили.
Июль сорок первого. Сражение за витебское село Лиозно на Западном фронте было тяжелым, артиллеристы батареи старшего лейтенанта Джугашвили дрались в окружении. Расстреляны все снаряды, кончились и патроны. Командир батареи и его бойцы пытались отбиваться саперными лопатами, кулаками. Немцы набросились на советского командира, повалили его, скрутили руки. Каково же было ликование фашистов, когда по удостоверению они установили, что старший лейтенант оказался Яковом Джугашвили, сыном Сталина. Под строжайшей охраной его переправили в Германию. Объявили заложником номер один. Поместили в берлинской гостинице, уход, обращение идеальные. Отчего бы? Выяснилось это после того, как Якова Джугашвили вызвали к самому Гитлеру. Германский фюрер пообещал ему златые горы, лишь бы только он отрекся от Советской власти, проклял Сталина - диктатора... Яков поставил условия, что говорить будет в том случае, если ему вернут форму советского командира и позволят ходить в ней. Гитлер пошел и на это. Через несколько дней уже в своей форме Джугашвили вновь привезли в имперскую канцелярию. Разными посулами, обещаниями райской жизни Гитлер склонял к одному: отречься, только отречься... "Отрекаются предатели, а я к ним не принадлежу! - ответил Джугашвили. - Сегодня в Берлине я появился в советской военной форме один, но настанет время, когда в Германию придет вся наша армия!" Это уж был вызов непокорного, но Гитлер, зная, с кем имеет дело, сдержался от ярости. Умея подавлять своих противников психически, он подошел к карте, повел по ней указкой, напыщенно говоря, что германские войска так далеко продвинулись в глубь большевистской России, что уже видна победа. И когда переводчик дословно повторил за ним, Джугашвили бросил в глаза ожидающему Гитлеру: "Победу вам не видеть как собственных ушей! Надеюсь, вы читали заявление советского Верховного главнокомандующего: "Наше дело правое, победа будет за нами!" Я верю своему отцу. Так будет!"
Гитлер взбеленился. Якова увели. Из одного концлагеря в другой бросали его, морили голодом, пытали, держали в одиночных камерах. Подпольщики хотели устроить ему побег, но нелегко было напасть на след. Изощренные гестаповцы подсылали в концлагеря двойников, лже-Яковов. В сентябре 1944 года Джугашвили попал в концлагерь Заксенхаузен. Доведенный до изнеможения, но еще сильный духом, он пытался бежать из лагеря смерти. Уже очутился в запретной зоне, но пуля эсэсовца настигла его. Яков нашел в себе силы сделать еще один шаг, другой... и упал грудью на колючую проволоку. Труп его долгие часы не снимали.
Из Берлина прислали специальную комиссию, чтобы опознать, настоящий ли это Яков Джугашвили. Немецкие сатрапы были потрясены: даже мертвый, Джугашвили так цепко сжимал в руках проволоку, что пришлось ее вырезать. И комиссия сделала заключение: "Заложник No 1 мертв".
- Патриотически погиб, как воин на поле боя, - заметил Молотов.
Сталин хмурился. Ему трудно было говорить о родном сыне, которого он любил.
Черчилль встал, отошел к окну, понюхал цветы в вазе, глянул сквозь потное стекло на улицу. Вернулся, протопав короткими шажками, и опять присел рядом со Сталиным.
- Джо, я не хотел причинить вам боль. Извините. - И, немного выждав, спросил вдруг: - Скажите, а как поживает фельдмаршал Паулюс? Говорят, он в Сибири... Не холодно фельдмаршалу там?
- В нашем доме так не говорят, - ответил Сталин. - Фельдмаршал в здравии, и, если хотите повидать его, можем устроить очное свидание... Кстати, у вас, надо полагать, скоро будет много свободного времени...
Это был уже очевидный намек, что Черчилль скоро будет не у дел, и затронутое тщеславие выразилось на его припухлом лице пятнами краски.
Заседания шли день за днем.
Расходились рано и ложились спать рано, а на другой день с посвежевшими головами продолжали обсуждать проблемы перехода от войны к миру.
Уже июль переходил в август, а конференция глав правительств в Потсдаме продолжалась, и множество велось заседаний в душном двухэтажном особняке. Еще 25 июля отбыл и не вернулся в Потсдам получивший меньшинство в парламенте консерватор Черчилль. Вместо него занял кресло за круглым столом конференции новый премьер лейборист Эттли. Известно, разница между лейбористами и консерваторами невелика. Но советская делегация, проявив подлинное искусство дипломатии, умело использовала смену английского правительства и с приходом к власти Эттли добилась решения важных, остававшихся открытыми, вопросов.
