У входа в здание меня встретил молодцеватый полковник.
— Начальник оперативного отдела полковник Турантаев, — представился он.
Владимира Владимировича я знал еще со времен форсирования Западной Двины, где он проявил не только энергию и решительность, но и незаурядную храбрость. Бывая в армии генерала А. П. Белобородова, я всегда с удовольствием беседовал с главным оператором его штаба, от которого всегда веяло спокойствием и уверенностью.
Турантаев проводил меня к командарму, обосновавшемуся в одной из комнат второго этажа, окна которой были обращены в сторону Кенигсберга. Стены дома были очень мощными, а все оконные проемы забаррикадированы мешками с песком.
Белобородов сидел за стереотрубой, нацеленной на город, и так увлекся наблюдением, что не заметил моего прихода.
— А не опасно ли командарму иметь такой заметный для противника наблюдательный пункт? — громко спросил я.
Афанасий Павлавтьевич удивленно оглянулся, увидев меня, энергично поднялся со стула и, крепко пожав мою руку, сказал:
— Оперативная группа штаба армии размещена в подвальном этаже. Я имею возможность в случае обстрела здания тяжелой артиллерией в одно мгновение спуститься туда же… А от обстрела орудиями среднего калибра наш наблюдательный пункт вряд ли пострадает.
Решив, что мои опасения развеяны, командарм стал подробно докладывать о результатах боя передовых батальонов. Выяснилось, что противник с отчаянным упрямством пытается удержать первый рубеж обороны, сосредоточив на нем значительные силы. И все же на ряде участков передовым батальонам удалось вклиниться в оборону и улучшить исходное положение для штурма. Артиллеристы уточняли схему огня на предстоящую артиллерийскую подготовку.
А тем временем рассвет вступал в свои права. Я склонился к окулярам стереотрубы и стал внимательно всматриваться в панораму города. За плотной дымкой утреннего тумана очертания Кенигсберга едва-едва вырисовывались. Над городом низко висели сизые тучи.
— А самолеты поднять все-таки не удастся, — вздохнул я с огорчением.
— Ничего не поделаешь, — откликнулся Белобородов, — вся надежда на бога войны. Что говорят авиаторы, Владимир Владимирович? — спросил он, обращаясь к вошедшему полковнику Турантаеву. — Поднимут самолеты или нет?
— Команда поднять в воздух все, что можно, поступила, но вот погода. Обидно…
— Конечно, — согласился командарм. — Но я надеюсь, что штурмовики все же пойдут в бой: они ведь привыкли сражаться в любую погоду.
Я попросил соединить меня с командным пунктом фронта и едва успел доложить А. М. Василевскому о результатах разведки боем и о готовности артиллерии стрелковых полков и дивизий к бою, как вдруг откуда-то с юга, с противоположной стороны города до нашего слуха донесся прерывистый и быстро нарастающий гул. Взглянул на циферблат часов — было ровно 9 часов. И тут же послышалась непрерывная серия глухих разрывов тяжелых мин. Это «катюши» возвестили о начале артиллерийской подготовки в 11-й гвардейской армии. Вслед за ними дружно подали голос тяжелые орудия. Несмотря на большое расстояние, от разрывов снарядов тяжелой артиллерии стекла в окнах здания, где мы находились, заметно вздрагивали.
— Слышите, Александр Михайлович? — спросил я маршала, прервав свой доклад и вслушиваясь в нараставшую артиллерийскую канонаду.
— Хорош концерт! — с удовлетворением ответил А. М. Василевский. — Жаль, что авиации не слышно…
В 10 часов раскаты артиллерийского грома послышались неподалеку от нас. Тысячи орудий и минометов создали невообразимый грохот, земля под нами корчилась, как при землетрясении, а оконные стекла, казалось, вот-вот рассыплются на мелкие осколки. Вскоре и северо-западные подступы к городу скрылись в сполохах сплошного огня и дыма. Это продолжалось еще два часа.
Сплошные разрывы дымовых снарядов и мин вдоль переднего края фашистской обороны свидетельствовали о том, что сейчас под прикрытием расползавшейся вокруг завесы пойдут в атаку пехота и танки. Удастся ли штурмующим войскам преодолеть полосу заграждений и ворваться в оборону противника? Начались самые томительные минуты. Нам не были слышны голоса штурмующих, а бойцов при такой плохой видимости даже в бинокль трудно было обнаружить. Надо было ждать донесений из корпусов. И мы нетерпеливо ждали. Белобородов не отнимал телефонной трубки от уха.
— Ну как? — поминутно повторял он, вызывая то одного, то другого командира корпуса. Но ответы, как правило, были односложными и не очень определенными:
— Пошли вперед! Атакуют!..
Первым порадовал нас Антон Иванович Лопатин, по-прежнему командовавший 13-м гвардейским стрелковым корпусом. Его дивизии наступали в центре оперативного построения 43-й армии на пригород Амалиенау (ныне район улицы Кутузова).
— Соединения Краснова и Тымчика, — докладывал он своим уверенным голосом, — ворвались в оборону противника и обходят форт номер пять! Враг ожесточенно сопротивляется…
Когда я доложил о начале штурма А. М. Василевскому, он задумчиво проговорил:
— Как бы они не застряли у фортов… Прикажите первым эшелонам не задерживаться там, обходить форты, а вторым эшелонам блокировать и подрывать их, выкуривать оттуда гарнизоны…
Вскоре об успешном вклинении во вражескую оборону доложили и командиры других корпусов — генералы А. С. Ксенофонтов и Э. Ж. Седулин.
После переговоров с генералом Покровским мне стало известно, что успех сопутствует и войскам 11-й гвардейской армии. Было получено донесение о прорыве дивизий 16-го гвардейского стрелкового корпуса С. С. Гурьева, которые наступали на участке, где мощный форт № 9 давно, еще до перехода в наступление войск армии, был в наших руках. Поэтому соединения здесь сразу же вклинились в глубину вражеской обороны. Хуже было положение на флангах-в 8-м и 36-м гвардейских стрелковых корпусах, который пришлось преодолевать фронтальными атаками яростное сопротивление гарнизонов мощных фортов № 8 и № 10.
Из штаба 50-й тоже поступили обнадеживающие донесения: ее корпуса, медленно продвигаясь вперед, завязали бой за сильный опорный пункт Нойзидлунг и пробиваются к форту Гнейзенау.
Не оставалось сомнений: начало штурма удачное… Надо было наращивать темп. Многое зависело от авиации. Поэтому я попытался выяснить у Главного маршала авиации Новикова, сколько самолетов ему удалось поднять в воздух. Однако не успели меня соединить с ним, как буквально над крышей дома раздался хорошо знакомый гул моторов. Все бросились к окнам: низко над землей в сторону Кенигсберга летело звено краснозвездных штурмовиков.
