Однако в один прекрасный день высокие власти обнаружили, что я иностранец, и мне пришлось покинуть эту исключительно прибыльную работу, уступив ее прирожденному французу. Моя жена в это время нашла работу мойщицы флаконов на парфюмерной фабрике. Это была удача. Что касается меня, то я в буквальном смысле слова мог умереть с голода на улице, если бы мне не удалось найти убежище в «Русском доме», содержимом филантропически настроенной юной английской леди в Сен-Женевьев-де-Буа{150}, где я и проживаю по сей день.
Но, как бы трудно и несчастливо ни было мое собственное положение, я был значительно более обеспокоен ситуацией, в которой очутились мои товарищи по несчастью, с которыми я встретился здесь, в Париже, и чьи воспоминания о событиях последних лет производили ужасающее впечатление. Поведение господина Милюкова не вызывало у меня удивления. В конце концов, его сожаления о падении Российской империи были, без сомнения, минимальными, и когда в 1921 году, после поражения Врангеля, Милюков и его сторонники официально объявили о своем решении отказаться от любых попыток противостоять большевикам с помощью армии, этого и следовало ожидать. Но меня значительно больше расстраивало то обстоятельство, что он нашел так много сторонников среди эмигрантов, когда совершил этот акт предательства по отношению к русской идее, и что не нашлось ни одного мужественного человека, чтобы указать Милюкову его место.
Этот случай еще раз доказал, как сильны и глубоки связи между русской интеллигенцией и революционным хаосом и как незначительно, в конце концов, интеллектуальное отличие нынешних правителей Кремля от их буржуазных предшественников. С самого начала интеллектуализм русских «либералов», абсолютно чуждый национальному духу и порожденный иностранными влияниями, был губителен для Российской империи, и вполне логично, что интеллигенция, сейчас живущая за границей, вновь предает интересы своей страны.
Но я должен засвидетельствовать, что во время моих скитаний по Западной Европе и, наконец, во время моего пребывания в Париже мне встречалось множество честных, преданных сторонников старого режима, людей, которые поклялись вынести все тяготы и лишения и даже готовы были скорее умереть, чем скомпрометировать себя связью с большевиками и покорно принять установившиеся в России порядки.
Больше того, я даже встречал людей, в свое время выступавших против царской власти и, следовательно, действовавших против меня, которые поняли, как ошибочны были их революционные идеи, как мало от этой революции получили русские люди, какой страшной и гибельной она оказалась. Разве не показательно, что Петр Струве, отец русского марксизма и наставник Ленина, сейчас раскаялся, отрекся от своих взглядов и признал Великого князя Николая Николаевича законным правителем России? Как далеко этот человек, открыто признающий свои заблуждения, ушел от тех якобы патриотов, которые не имели смелости сделать из событий последних десяти лет единственно возможный вывод и откровенно примкнуть к монархистской идее!
Царский носовой платок. — Ложные представления об Охране, распространенные за границей. — Настоящий смысл ссылки в Сибирь. — Гуманное обращение с политическими заключенными в старой России. — Охрана и ЧК. — Как большевики вводят в заблуждение зарубежных гостей. — Бурцев рекомендует восстановить Охрану. — Неудавшаяся вербовка
Однажды в царской России, когда был основан Отдельный Корпус жандармов, генерал Бенкендорф, только что назначенный командующим этим подразделением, обратился к Императору Николаю I и попросил дать ему инструкции. Вместо того чтобы дать формальный ответ, монарх достал белый носовой платок и передал его графу со словами: «Вытирайте слезы несчастных. Пусть Ваша совесть и совесть Ваших подчиненных всегда будет незапятнанной, как этот платок!»
Политическая полиция в царской России, начиная с этого времени, всегда действовала в соответствии с высокими словами правителя, и хотя Российская империя, как любое другое государство, должна была защищать себя от происков враждебных сил, методы борьбы Охраны с политическими противниками ничем не отличались от методов, принятых в других странах.
Надо признать, что с самого начала российская полиция столкнулась со значительно более сложной задачей, чем полиция любой западноевропейской страны. Я не имею в виду, что русскими людьми труднее управлять или что все учреждения империи могли действовать, только опираясь на силу. Но в то время как в Англии, Франции и Америке образованные классы населения в прежние времена всегда были истинными патриотами и защищали национальные институты, в России, к сожалению, дело обстояло иначе, по крайней мере с начала XIX века.
Идеи, заимствованные из-за рубежа и неправильно истолкованные, с давних пор распространились среди образованного класса в России, заполнив умы ложными представлениями. Вместо того чтобы учесть, что ситуация в нашей стране совершенно отличается от западной и что механическое перенесение в Россию европейского понимания свободы не может принести ничего, кроме вреда, так как все эти идеи возникли в совершенно других условиях и совершенно чужды духу российской нации, интеллигенция сразу же приступила к переделке России по образцам западных теоретиков. И в соответствии с этими взглядами первоочередной задачей она считала полное уничтожение всего, что цари совместно с их советниками и слугами старательно создавали веками.
Перед лицом постоянных попыток подорвать порядок в государстве царские власти проявляли слишком большую терпимость; и если можно упрекнуть их за уклонение от своего долга, то только потому, что они считали ниже своего достоинства и пренебрегали обязанностью информировать людей за рубежом о реальной обстановке в России. Поэтому общественное мнение Запада целиком зависело от милости тех поставщиков ложной информации, которые стремились способствовать распространению собственных заблуждений посредством упорной и, увы, слишком успешной пропаганды. Иначе совершенно непостижимо, что до сегодняшнего дня в Европе и Америке все еще распространены совершенно ошибочные и искаженные представления о том, как в действительности обстояли дела под властью царей.
Какое непонимание вызвала только одна вещь — используемая в России практика высылки преступников в Сибирь! Множество раз я встречался с образованными людьми в Германии, которые со всей серьезностью утверждали, что «ужасы Сибири» морально оправдывают революцию.
