Колоритными историческими примерами изобилует творчество мастеров эпохи Возрождения. Уничтоженные творения Леонардо и Микеланджело не подорвали их веры в могущество искусства: Леонардо после гибели гигантского всадника Франческо Сфорца создал Джоконду, Микеланджело после гибели его великолепного бронзового Юлия расписал Сикстинскую капеллу.
Не менее яростные действия были характерны для Михаила Ломоносова и Альфреда Нобеля. Каждый исследовательский или опытно-конструкторский проект был обособлен от другого, а давая импульс одному и завершая его, ученые тут же сосредотачивались на последующих.
Работа на опережение всегда была жизненным кредо политиков и государственных деятелей. Ленин, Маркс, Бисмарк, Наполеон, несомненно, допускали просчеты. Но на фоне постоянного натиска, когда каждый новый просчитанный и направленный на получение долговременных результатов шаг сменял предыдущий, ошибки оказывались либо незаметными, либо мизерными. Зато поток непрерывных действий приводил к результатам.
Гении и победители – прежде всего люди. Они ошибались, причем не менее часто, чем любой другой индивидуум, занимающийся какой-либо деятельностью. Но сила гениев – не только в полном сосредоточении, отрешенности от мира и готовности положить все ради реализации идеи. Они научались мало переживать за собственные просчеты. Им помогало то, что стратегии победителей всегда были направлены в будущее, а анализ прошлого неизменно носил конструктивный характер. Мозг любого значительного преобразователя всегда готов фиксировать свои или чужие ошибки, но он никогда не позволит сокрушаться над тем, что уже прошло. Вытеснение всех переживаний прошлого как второстепенного – характерная черта великих творцов и незаурядных государственных деятелей.
Чтобы детально подсчитать, сколько начинаний и преобразований Цезаря либо погибли, либо были уничтожены руками недругов и конкурентов, возможно, потребуется написать целую книгу. Но некоторые из преобразований прошли через сито двух тысячелетий и не погибли. Потому что выдавая одно решение, он уже думал над следующим, и в каждом последующем решении присутствовала частичка мудрости от предыдущего. А потери не успевали принести горечь и сожаление – для этого не было времени. Мало переживал о Ватерлоо и Наполеон – уже в момент отказа от власти он вынашивал планы новых войн. Потому что его мозг был устроен им же самим иначе – единственно правильным ориентиром признавалась победа. Возвращаясь с неудачной российской кампании, Наполеон убедил сам себя, что он не является проигравшим и не останови его полет дикие русские морозы, все было бы иначе.
Это качество характеризует, прежде всего, способность быть гибким. Как это ни удивительно, но настоящий победитель видит перед собой лишь направление, но не путь. Способ движения он выбирает каждый день, и это вовсе не значит, что способ будет всегда повторяться – все вокруг течет, мы изменяемся вместе с изменчивым миром, и закостенелость мышления или застрявание ведет лишь к комплексу и неудовлетворенности желаний.
Лучше других сказал об этом качестве Отто фон Бисмарк, правда, перенеся смысловую нагрузку на успех государственного деятеля: «Предположить, что государственный деятель может составить план на отдаленную перспективу и считать для себя законом то, что он предпримет через год, два или три года, значило бы не понимать сущности политики… В политике нельзя составить план на длительный период и слепо следовать ему. Можно лишь в общих чертах придерживаться избранного направления; его, правда, нужно придерживаться непоколебимо, однако пути, по которым мы идем к цели, нам не всегда знакомы. Государственный деятель подобен путешественнику в лесу: ему известен маршрут похода, но не точка, в которой он выйдет из леса».
Другими словами, жизнь похожа на шахматную доску: нельзя сделать верный ход без учета хода «противника» – самой жизни. В жизни, как и в политике, невозможно составить план на далекую перспективу. Это не только ошибочно, но даже губительно и опасно.
Конкуренция – вечный движитель прогрессаДаже в простых и понятных формах конкуренция делает настоящие чудеса. Менеджеры и врачи, юристы и журналисты, танцоры и дизайнеры, архитекторы и программисты просто превосходят самих себя, когда появляется сильный конкурент. Если человек не обделен любовью к себе, если его эгоизм жжет все внутри, чтобы не допустить поражения, если он хоть немного жаждет славы и побед, он, конечно же, принимает вызов.
Учитывая тот факт, что гениальные личности в подавляющем большинстве своем были просто умопомрачительными эгоистами и себялюбами, для них конкуренты были что красная тряпка для быка. Неисправимые трудоголики и остервенелые фанатики, они были готовы на любые лишения, лишь бы затмить конкурентов.
Нередки случаи состязания с тенями или воображаемыми титанами. На них ориентировался Александр. Уже на опыт и достижения самого македонского воителя уповали Цезарь, Ганнибал, Наполеон. Брюс Ли, создавая свой собственный неповторимый стиль боя «Джит Кун До», состязался с великими мастерами боевых искусств прошлого. Впрочем, не забывал он и о настоящем, а поскольку ему частенько бросали вызов бесчисленные именитые и безвестные мастера, Брюс держал себя в неистовом физическом напряжении. Боязнь когда-нибудь проиграть, то есть боязнь появления конкурента, заставляла его тренироваться до изнеможения. Этот необыкновенный спортсмен-философ непрерывно занимался три-пять часов ежедневно, что кажется немыслимым обычному человеку.
Писатели, живописцы и ваятели – пожалуй, самые мнительные и непримиримые борцы с конкурентами. Чего только стоит историческая схватка Леонардо с Микеланджело, инсценированная изощренными заказчиками. Даже на редкость уравновешенный Леонардо не сумел отмежеваться от навязанных светским обществом правил игры – от этого зависела репутация, будущие заказы и, в конце концов, восприятие миром его искусства. Толстой, хоть и абстрагировался от литературного мира России, не мог не конкурировать с целой плеядой известных писателей: живыми Тургеневым и Некрасовым, уже ушедшими Лермонтовым и Пушкиным. И если разобраться в природе многолетней ссоры Толстого и Тургенева, то сквозь скрытый шов в ней отчетливо видна красная нить все той же конкуренции двух непримиримых и уязвленных литераторов.
Не менее впечатляющей оказалась конкуренция Ницше и Вагнера – но не в музыке или философии, а в более тонкой и чувствительной плоскости: самовыражении и успешности. В конце концов эта схватка стоила жизни философу – он боролся в одиночку. Оглушительное эхо конкуренции Фрейда и Юнга оказалось продолжительнее их физических жизней, но эта великая дружба, переросшая в непримиримую вражду, не только увековечила их имена, но и реально позволила каждому из них высказаться и быть услышанным современниками.
