31/Х. Ну вот сегодня я уезжаю. Погода сказочная. <...> за мной ходила Софья Короленко, тяжеловесная, молчаливая, очень серьезная — и ненавидящая свое пуританство: «людей не надо жалеть», «я люблю только счастливых» и пр. Увлеклась очень Уотом Уитмэном. Последнее время я понял блаженство хождения по горам, привязался к Эльбрусу, ползаю на Солнышко, на Синие Камни, на Малое Седло и влюбился в каждую тропинку, которая лежит предо мною. Ванн принял только 12, болезнь помешала принять больше. Теперь я опять стал поправляться, хотя и не спал эту ночь: собаки разбудили. <...>
6 ноября. Подъезжаю к Питеру. Задержался в Москве (от 2 по 5-ое). Вчера читал две лекции. <...>
Свой дневник Чуковский вел почти семьдесят лет — с 1901 по 1969 год. Сохранилось двадцать девять тетрадей с дневниковыми записями. Дневник писался весьма неравномерно — иногда чуть не каждый день, иногда с интервалом в несколько месяцев или даже в целый год. По виду дневниковых тетрадей ясно, что их автор не раз перечитывал свои записки — во многих тетрадях вырваны страницы, на некоторых листах отмечено красным и синим карандашом — Горький, Репин, Блок. Очевидно, Чуковский пользовался своими записями, когда работал над воспоминаниями.
В 20-е годы было трудно с бумагой, и автор дневника писал на оборотах чужих писем, на отдельных листках, которые потом вклеивал в тетрадку. В дневниковых тетрадях наклеены фотографии лондонских улиц, письма, газетные вырезки, встречаются беглые зарисовки.
После кончины Чуковского, в начале 70-х годов дневник был полностью перепечатан и сверен с оригиналом. К нему был составлен подробный именной указатель. В перепечатанном виде дневник насчитывает 2500 страниц.
В этой книге представлены записи за период 1901—1929. Основное содержание дневника — литературные события, впечатления от читаемых книг, от разговоров с писателями, художниками, актерами. Прав был Зощенко, написавший в 1934 г. в «Чукоккале»: «Наибольше всего завидую, Корней Иванович, тем Вашим читателям, которые лет через пятьдесят будут читать Ваши дневники и весь этот Ваш замечательный материал». Действительно, дневник Чуковского богат описаниями обстоятельств и лиц, оставивших след в нашей литературе.
Время предоставило возможность сопоставить записи Чуковского с Дневником Блока, с воспоминаниями и дневниками других очевидцев. Сопоставление это показывает, что Чуковский неизменно точен в передаче фактов, слов, интонаций. Он, например, заносит в дневник устный рассказ З. Н. Гиппиус о ее случайной встрече с Блоком в трамвае, а потом Гиппиус печатает собственные воспоминания об этой же встрече. Запись Чуковского точно передает рассказ Гиппиус. Подробно записывает Чуковский, что говорил Блок о кризисе гуманизма, что говорил об этом же Горький, с чем спорил Волынский. Блок тоже записывает в своем Дневнике, что говорилось в этот день. Обе записи, дополняя друг друга, во многих местах совпадают почти дословно. Так же дословно совпадает рассказ Блока о вечере у Браза, записанный в дневнике Чуковского, и запись Блока об этом же вечере в собственном Дневнике.
Чуковский описывает одно из последних выступлений Блока в Москве, на котором был Маяковский. Он пишет: «Все наше действо казалось ему (Маяковскому.— Е. Ч.) скукой и смертью». Сам Маяковский в своей статье 1921 г. об этом же выступлении Блока вспоминает: «Я слушал его... в полупустом зале, молчащем кладбищем... дальше дороги не было. Дальше смерть».
Можно указать множество других подобных дословных совпадений записей в дневнике Чуковского со статьями, дневниками, воспоминаниями других участников тех же событий. Таков, например, записанный Чуковским рассказ Горького о том, что Льву Толстому не нравилось выражение «стеженое одеяло». Этот рассказ впоследствии вошел в воспоминания Горького о Толстом. Записанные Чуковским слова Сологуба о Блоке повторены в воспоминаниях Э. Голлербаха о Сологубе.
Несомненный интерес в дневнике Чуковского представляют его собственные суждения и оценки. В высокой степени ему было свойственно чувство истории, понимание, что он — участник и очевидец важных событий.
Дневник публикуется с некоторыми сокращениями. Так, в начале 1900-х годов пропущены многочисленные конспекты читаемых статей по философии, наброски собственных критических сочинений и т. п. Позже не даны многие заметки о младшей дочери Мурочке. Пришлось отказаться и от некоторых других записей, имеющих частный характер. Однако описания литературных событий, а также политические суждения автора не подвергались сокращениям и изъятиям. В академическом издании дневник может быть представлен с большей полнотой.
Дневник Чуковского насыщен литературными ассоциациями, раскавыченными внутренними цитатами или цитатами, взятыми в кавычки, стихотворными строками, заглавиями читаемых книг и т. д. Не во всех случаях удалось отыскать источники тех или иных строк, которые, обычно по памяти, цитирует автор дневника.
В комментарии широко использован биобиблиографический указатель «Корней Чуковский» (Л., 1999), составленный Д. А. Берман, а также неопубликованные документы из архива Чуковского.
Тексты дневника заново сверены с рукописью. Рукопись дневника хранится у меня. В печати в отдельных случаях сохранена орфография автора, особенности тогдашнего написания иностранных фамилий, своеобразие пунктуации. Сохранено также написание названий учреждений, журналов, книг, как это было тогда принято.
Записи 1901—1917 годов велись по старому стилю. Исключение составляют 1903 и 1904 годы, так как, живя в Лондоне, Чуковский ставил даты по новому стилю. Сокращения указаны отточиями в угловых скобках. Нумерация примечаний дается каждый раз в пределах одного года. Собственные имена не комментируются, а представлены в именном указателе в конце книги.
Пользуюсь возможностью поблагодарить К. И. Лозовскую, секретаря К. И. Чуковского, за участие в многолетнем труде по составлению именного указателя и подготовке дневника к печати. Благодарю также Л. А. Абрамову, М. Э. Шаскольскую и Д. Г. Юрасова за деятельную помощь в работе над этим трудоемким изданием.
1 Пушкинские строки записаны по памяти и не совсем точно. Должно быть: «Звезда пленительного счастья» («К Чаадаеву»); «И мало горя мне, свободно ли печать морочит олухов...» («Из Пиндемонти»). «Послание цензору» написано в 1822-м, а не в 24-м году.
2 Упомянуты книги Флобера «Воспитание чувств» и «Искушение святого Антония». Обращения Тургенева к Флоберу (в переводе с французского): сударь, любезнейший господин Флобер, дорогой мой собрат, мой дорогой друг, дорогой друг, мой добрый старина.
