К шести часам поехал на ужин в китайское посольство. Описывая все происходившее, должен сказать, что это один из самых удивительных вечеров в моей жизни. Пропущу китайскую еду, которая была и вкусна, и разнообразна, удивление от огромного посольства, целого города неподалеку от университета, пропущу даже впечатление от холодновато-торжественных залов личной резиденции посла, находящейся здесь же, на границе этой огромной территории, по которой мы плутали на машине. Бедный Федя, мой шофер, простоял в посольстве, возле резиденции, с 6 почти до 9! Удивление вызвал в первую очередь сам посол Ли Фэнлинь. Это бывший аспирант МГУ, заканчивавший аспирантуру у Петра Савича Кузнецова. Наши ребята, которых посол позвал на эту встречу, Феликс Кузнецов, Станислав Куняев, который начинает работать у нас в институте (написать, если не сделал этого раньше, историю появления Стасика в институте), Валерий Ганичев, сравнительно недавно вернувшийся из Китая, Володя Костров, Олег Бавыкин, заведующий у Ганичева международной частью, все были милы и естественны. Не было обычной в этих случаях лести, каких-то выпрашиваний, подмазки. Правда, Феликс не утерпел и начал искать себе партнера для Пушкинской конференции в лице Китая. Я тоже рыпнулся: пригласил посла в институт на встречу со студентами. Это было бы для них, для наших студентов, интересно как факт трудолюбия, как факт, что можно сделать из собственной судьбы, если за нее как следует взяться. Как же посол знает русский! Как естественно, как вольно. Какая прелестная человеческая реакция на смешное, как он заразительно хохочет! Мы вспоминали университет, студенчество, общих преподавателей, даже анекдоты той студенческой поры. Память у посла более живая и цепкая, нежели у меня. Всеми своими товарищами я восхитился. В.Н. Ганичев немножко хвастал тем, что недавно встречался с губернатором Санкт-Петербурга, и рассказывал послу о том, что он увидел в Китае. Естественно, в его рассказе не было ничего нового и оригинального. Над Валерием Николаевичем я даже иногда подтрунивал, а один раз, когда он что-то очень вольно вильнул хвостом, даже сказал: «Ну, что вы, Валерий Николаевич, меня не бойтесь, не стану я вас сегодня обижать». Сказал я это уместно, и получилось не обидно. Все говорили тосты, и были тосты красивы и уместны. Пили «маотай» крошечными рюмочками.
Феликс Кузнецов сказал, что только перед визитом в посольство виделся и три часа разговаривал с Солженицыным. Институт выпускает академическое собрание Александра Исаевича.
25 марта, среда.
Очень много работы, она неинтеллектуальна, не развивает, просто глушит меня. В 15 часов состоялась защита дипломов. Защищались Замостьянов, Ряховская, Авдеев, Сергей Мартынов и две кореянки. У кореянок пьесы, кажется, интересные по замыслу, и одна из них получила диплом с отличием. Отличие получил и Саша Авдеев, это меня очень радует. Неужели мне удалось доучить это бородатое чудо?! Помню его приемные экзамены, помню, как я правил ему грамматические ошибки, а С.П. помогал ему с английским. Саша Авдеев, сын простых и, видимо, достаточно темных людей из Ярославля, сын огромной семьи, где чуть ли не шестеро детей, первым в семье получает высшее образование. Очень порадовала меня Татьяна Александровна Архипова, резко, хотя и справедливо, выступившая по Ряховской. По поводу небрежностей и плохого оформления работы последней я тоже проворчал, намекая на телефонные просьбы, которые на протяжении всех пяти лет следуют за этой девочкой. Заласканный длинноногий ребенок. Не получил «отличия» и другая звезда института — Замостьянов, что-то довольно резкое сказал я по поводу его баллады «Ларионов» — был в Рязани такой секретарь обкома, который, выполняя план по сдаче мяса государству и желая отличиться, пустил под нож весь молодняк рогатого скота. Меня удивило какое-то неуважение, пусть даже и к неправильно прожитой, но человеческой, а не скотской жизни. Слава Богу, удачно защитился Сережа Мартынов. Отпраздновали его победу двумя бокалами красного вина в нашем кафе. Были еще С.П. и Оля Горшкова.
Чтобы с этим покончить, привожу историю появления Куняева в институте. Летом во время выборов я попросил Татьяну Бек, мою приятельницу, поставить свое имя в список людей, поддерживавших меня. Она это сделала, но через два дня свою подпись сняла. Испугалась своих евреят. Она-то меня знает, но товарищи по классу мною пугают, а защищать не хочется, не политично. Значит, лучше всего, чтобы и не знали, что она со мною дружит. Подпись сняла, я не подал виду, но в душе оскорбился. Значит, если я не могу рассчитывать на людей, меня хорошо знающих, с которыми я работаю, которым всегда делаю много хорошего, но которых не устраивает моя национальность как «чужого», значит, я должен рассчитывать только на своих, которых моя кровь и мой образ мыслей о моей родине не раздражает. Удивительное дело у нас, русских: когда доходит до дела, все равны — кто дело хорошо делает, тот и хорош, а у богоизбранной нации, во-первых, хороши свои, а потом уже существуют чужие. С грустью приходится констатировать, что я русский националист.
26 марта, четверг. Вечером начал читать заданные мною раньше «автобиографии» и «портреты», сделанные семинаристами. Очень много интересных фрагментов и работ. Тут же возникла мысль, что я заставлю своих студентов все дипломные работы предварить биографиями, написанными на первом и четвертом курсах. Потом пойдет «манифест», но это я задам им на следующем занятии. Решил также, что следующее занятие посвящу разбору написания «манифестов». Может быть, это сделать и одной главой будущей книжки? Уже определенно встает вопрос о стенографистке.
Сегодня была дама из минкульта, приехавшая по письму Марии Платоновой, Галина Васильевна. Я показал ей институт, постарался рассказать обо всем, в том числе и о проблеме платоновского музея, как я все это вижу. К сожалению, почувствовал, что не многие понимают, как мне достались лакированные полы, ковры, само чудо держать на плаву учебный процесс и здание. Тем не менее дама оказалась очень милой. Понимающей и, кажется, сочувствующей моей точке зрения. Может быть, удастся и отбиться.
На ученом совете долго говорил о проблеме платоновского музея. Как о проблеме института. Не мы не хотим этого музея, а обязанность времени — сохранить наш институт. Важно спасти каждого студента, накормить его и обогреть, чем тешить самолюбие дочки писателя: у меня есть музей! Собственный. Весьма прозрачно намекнул, кем все это инициируется. В разговоре с Галиной Васильевной промелькнуло понятие «Платоновский центр». Я сразу понял, откуда дует ветер, и мне захотелось спросить: «А что это такое?»
