хотел было перекреститься на красный угол, но, скользнув взглядом по стенам, обнаружил, что в комнате нет ни одной иконы.
Суслов заметил его недоумение и улыбнулся, обнажив крупные белые зубы.
— В доме Божием нет икон, ибо они суть человеческое рукоделие, но есть живые образа, им и нужно молиться духом и истиною.
— В церковных книгах иначе пишут, — возразил Азарьин.
— Книг читать не надо, нет в этом пользы, а надо трястись.
— Как это?
— Кто трясется и вертится, тот стяжает Святого Духа. Сам Исус молился до пота [21]. Послушай меня, если хочешь знать, в чем истинная вера.
По его знаку Акулина усадила Азарьина на лавку, и Суслов начал свой рассказ. С его слов выходило, что когда при царе Алексее Михайловиче ослабла вера и благочестие на земле, и попы с монахами заспорили, по каким книгам можно спастись, нашлись умные люди, которые сказали, что никаких книг не нужно, а надо позвать самого Господа Бога, чтобы Он сам указал путь ко спасению. Стали умные люди кликать: «Господи, Господи, явись нам в кресте или в образе, было бы чему молиться и верить». И глас небесный ответил из-за облаков, что Господь сойдет на землю не в виде креста или иконы, а изберет плоть пречистую и облечется в нее, и будет по плоти человек, а по духу Бог. И вот совершилось великое чудо: в Стародубской волости, в Юрьевском уезде, приходе Егорьевском, сокатил на землю на огненной колеснице сам господь Саваоф в окружении ангелов и архангелов и вселился в пречистую плоть крестьянина Данилы Филипповича. Исполнившись духа, Данила первым делом собрал в куль все книги, старые и новые, и бросил их в Волгу, провозгласив, что для спасения души никаких книг не нужно, кроме одной, имя ей — Книга золотая, Книга живая, Книга голубиная: сам сударь Дух Святой. С этого времени Данила Филиппович сделался живым Господом Саваофом и стал называться верховным гостем, превышним богом. Те же, кто уверовали в него, прозвались людьми божьими. И дал он им двенадцать заповедей, важнейшие из которых четыре: «Аз есмь бог, пророками предсказанный, сошел на землю для спасения душ человеческих: нет другого бога, кроме меня» (1-я заповедь); «нет другого учения, не ищите его» (2-я заповедь); «друг к другу ходите, хлеб-соль водите, любовь творите, заповеди мои храните, бога молите» (11-я заповедь) и «Святому Духу верьте» (12-я заповедь). Научил Данила Филиппович людей божиих и тому, как надо Богу радеть — трястись и вертеться, пока Дух Святой не накатит.
Новый Саваоф сначала водворился в деревне Старой, неподалеку от Костромы, а затем перебрался в саму Кострому, которая с тех пор стала зваться у людей божьих верховной стороной, Горним Иерусалимом.
Азарьин слушал Суслова, открыв рот, не зная, что сказать. Дальнейшее и вовсе повергло его в оторопь. Суслов принялся рассказывать о себе. Слова его слетали с уст легко, буднично, без малейшего пафоса, но каждое из них отдавалось в голове у Азарьина раскатистым гулом, от которого сотрясалось все его существо. Сусловский рассказ сводился к следующему. Родился он в селе Максакове Муромского уезда. Матери его в то время было сто лет. Это чудо служило указанием на то, что в мир родился не простой человек. По достижении Иваном Тимофеевичем тридцати лет Данила Филиппович призвал его к себе и три дня сряду возносил с собою на небеса, чтобы дать ему божество и сделать живым богом. Свидетелями тому были многие люди. С тех пор Суслов нарекся Христом, сыном Бога вышнего, и отправился распространять благодатное учение отца своего, верховного гостя Данилы Филипповича по приокским и волжским землям, в окрестностях Нижнего Новгорода. Там у него появилось много учеников, в деревнях и городах. Из их числа он избрал двенадцать апостолов и матерь свою — богородицу Акулину. Три года ходил Иван Тимофеевич по земле, уча божьих людей. А потом про него узнал нижегородский воевода и повелел схватить и учинить над ним розыск. Суслова доставили в Нижний, где подвергли жестоким мучениям: били кнутом и жгли на огне, подвесив на железный крюк. Одновременно пытали и его учеников, но ни один из них не раскрыл судьям тайну истинного вероучения. Наконец воевода распорядился распять Ивана Тимофеевича на стене нижегородского кремля, возле Дмитриевской башни. Страдалец провисел на виду у всего города целый день и к вечеру испустил дух. Было это в пятницу. А в воскресенье Иван Тимофеевич воскрес и явился своим ученикам, предъявив один из гвоздей, которым его приколотили к стене. С тех пор божьи люди почитают эту святыню.
Здесь Суслов, прервав рассказ, указал на длинный гвоздь, наполовину вбитый в стену или, скорее, вставленный в расшатанную дырку. Азарьин подошел к нему и внимательно осмотрел. Гвоздь был кованый, с широкой шляпкой; на его стержне запеклась ржавчато-бурая корка. Азарьину хотелось спросить, куда был забит этот гвоздь — в руку или ногу Ивана Тимофеевича, но он промолчал.
Суслов между тем перешел к окончанию своей истории. После чудесного воскрешения он тайно перебрался в Москву, где для отвода глаз завел торговлю в Масляном ряду. Построенный им «дом божий» стал местом радений божьих людей. Сюда, в московский Горний Иерусалим, пришел из Костромы к «возлюбленному сыну своему» Ивану Тимофеевичу господь саваоф, верховный гость Данила Филиппович. «Много вечеров провели мы с ним вот за этим самым столом, — проговорил Суслов, поглаживая обеими ладонями отполированную до блеска поверхность стола, за которым он сидел, — много благодати излили на людей божьих». Когда же Данила Филиппович увидел, что истинная вера укрепилась на земле, то в один из дней, после долгого радения, прямо из дома Ивана Тимофеевича вознесся на небо.
— Ну вот, теперь ты знаешь узкий путь в Царство Небесное, — строго сказал Суслов. — Так поклянись же не открывать того, что услышал, никому, не исключая духовного отца.
Азарьин поклялся и поцеловал гвоздь, который Акулина вынула из стены и поднесла ему. Он очень хотел увидеть своими глазами моление в Духе и потому с радостью принял предложение Суслова остаться и принять участие в радении «корабля» — так называлась община божьих людей. Не вставая с лавки, Азарьин дождался назначенного часа, когда сусловский дом наполнился молчаливой толпой прихожан обоего пола; по виду это были посадские люди и крестьяне. Нимало не стыдясь друг друга, они переоделись в длинные, доходившие почти до пят белые сорочки, принесенные с собой или розданные Акулиной. Азарьин тоже получил такую сорочку и торопливо, преодолевая смущение, облачился в нее.
Поднявшись наверх, божьи люди молились
