По сути, Мария Федоровна была права. Она-то хорошо понимала, как важно вызывать любовь у своих подданных. И многие поступки невестки приводили ее в бешенство. Например, как-то раз Николай и Александра ехали на поезде в Ливадию. Императрица плохо себя чувствовала и велела не устраивать по дороге никаких официальных мероприятий. Однако на одной маленькой станции собралась толпа народа. Губернатор умолял поприветствовать ее. Царь подошел к окну, толпа ликовала. Царица же, вне себя от ярости, задернула занавески.
Узнав об этом, Мария Федоровна разразилась гневной тирадой: «Если бы ее не было, Николай был бы вдвое популярней. Она типичная немка. Она считает, что царская семья должна быть “выше этого”. Что она хочет этим сказать? Выше преданности народа? Нет нужды прибегать к вульгарным способам завоевания популярности. Ники и так обладает всем тем, что необходимо для народной любви. Все, что ему нужно, – это показывать себя тем, кто хочет его лицезреть. Сколько раз я пыталась ей это разъяснить. Она не понимает; возможно, и не способна это понять.
А между тем как часто она жалуется, что народ к ней равнодушен»[96].
Все правильно. Николай действительно был очень обаятелен. Это отмечал даже такой человек, как Керенский. Но Мария Федоровна не учитывала характера своей невестки. Чем больше она «пыталась ей разъяснять», тем больше молодая императрица сопротивлялась. Худшее, что можно было придумать, – это давать Александре Федоровне советы, которых она не спрашивала. В ней тут же вскипали гордость, спесь и уверенность в собственной правоте.
Со временем Мария Федоровна бросила попытки повлиять на невестку. Она просто изливала злобу не стесняясь, называла ее «гессенской мухой» и обвиняла во всех бедах: «Куда мы идем, куда мы идем? Это не Ники, не он, – он милый, честный, добрый, – это все она»[97].
А вот Александра Федоровна вела себя по отношению к свекрови вполне корректно. В письмах к мужу неизменно называла ее «дорогая матушка». Во время Первой мировой войны Николай II много времени проводил в Ставке, так что его переписка с женой занимает три пухлых тома. Они с Аликс перемыли косточки, пожалуй, всем, кому только можно. Но лишь однажды Александра Федоровна позволила заметить, что «дорогой матушке» надо бы сказать, чтобы она не позволяла в своем присутствии распускать слухи про свою невестку. Это единственный критический выпад.
Мария Федоровна нападает и горячится. Александра Федоровна всячески демонстрирует смирение. И уже не важно, кто прав, кто виноват – Николай, естественно, занимает сторону обиженной жены. А Мария Федоровна невольно становится центром притяжения всех недовольных. Она думает, что всего лишь борется с вредным влиянием нелюбимой невестки и ненавистного всем Распутина. На самом же деле – расшатывает трон горячо любимого, «милого, честного и доброго» сына.
Если Александру III при вступлении на престол пришлось иметь дело с тремя дядями, то Николаю II – с Михаилом Николаевичем (братом его деда, о нем говорилось во второй главе), четырьмя родными дядями и одиннадцатью двоюродными.
Об их непростых взаимоотношениях, конфликтах и ссорах я расскажу в следующей главе. А сейчас просто дам краткую характеристику каждому из них, иначе мы рискуем совершенно запутаться.
Сразу хочу сделать одно замечание. О великих князьях мы можем судить прежде всего по воспоминаниям. А их писали люди, вовлеченные в великосветские интриги, а потому крайне субъективные. Про одного и того же человека часто встречаешь прямо противоположные отзывы. Я попытаюсь «дать слово» всем заинтересованным сторонам.
Четыре родных дяди Николая II, братья его отца – это Владимир, Алексей, Сергей и Павел.
Старший из них – Владимир Александрович. К началу XX века в обществе сложился определенный образ великого князя: молодой прожигатель жизни, бездельник, проводящий время в пирушках с друзьями и любовницами. «Боязнь скуки преследует кошмаром наших великих князей, и эта боязнь идет за ними из детства в юность и к зрелому возрасту становится обычной подругой их жизни»[98].
В молодые годы Владимир Александрович идеально соответствовал этому образу. О его похождениях ходили легенды. Петербургский градоначальник Трепов однажды приказал владельцу ресторана не пускать Владимира в отдельные кабинеты. Ресторатор от греха подальше вообще закрыл заведение. Все-таки лучше, чем отказывать – либо градоначальнику, либо великому князю.
«Владимир был вспыльчив и иногда переходил через край… но злобы у него не было»[99]. Своими выходками он больше всего напоминал барина времен крепостного права, этакого Троекурова из «Дубровского». Увидев у графа Шереметева дешевые часы, он выхватил их и разбил. Сенатора Половцова во время пьянки искупал в ванной прямо в сенаторском мундире. Но «злобы не было». По крайней мере, и Шереметев, и Половцов с тех пор подружились с великим князем и отзывались о нем восторженно. А возможно, просто не было гордых людей вроде Дубровского. Скажем, тот же Шереметев вспоминает, как среди ночи его срочно вызвали к Владимиру Александровичу. Он быстро надел егермейстерский мундир и помчался. Оказалось, великий князь «скучает», и ему хочется «поговорить о прошлом, о временах минувших»[100]. Шереметев вспоминает об этом с благоговением.
Впрочем, не все ему сходило с рук. Как-то раз в ресторане Владимир полез целоваться к любовнице французского актера Гитри. Актер в ответ поцеловал жену Владимира. Великий князь начал душить француза, завязалась драка. В ресторан прискакал сам петербургский градоначальник генерал Грессер, который и доложил о случившемся Александру III. Царь рассвирепел. Актера выслали, а Владимир Александрович с женой сами уехали в Париж переждать грозу.
Владимир Александрович был резок с окружающими, разговаривал громоподобным басом и «не терпел возражений, разве что наедине»[101]. Шереметев уверял, что гвардейцы «долго будут помнить доброту сердечную этого человека, охотно скрывавшего лучшие свои качества»[102]. Зачем великому князю понадобилось так тщательно скрывать свои лучшие качества – этого мы, к сожалению, не знаем.
Жена великого князя – Мария Павловна – также не отличалась примерным поведением, вовсю флиртовала с офицерами. Александр III ее не любил, но по другой причине – она отказывалась переходить в православие. Царь злился на брата за его проделки, но – по большому счету – закрывал на них глаза. Он назначил Владимира командующим гвардией и петербургским военным округом. А поскольку тот интересовался живописью и сам недурно рисовал, то заодно и президентом Академии художеств.
