Ознакомительная версия.
Нет числа подобным примерам, фактам, историям. Конечно, арестантскую массу надо изучать, сортировать психически «нормальных» (хотя бы относительно нормальных) от «ненормальных», пока те не натворили здесь новых «чудес». Но для этого нужны специалисты, грамотные, специально обученные, опытные. Специалисты, а не медики широкого профиля, что заседают в здешней санчасти.
* * *
Оказавшись в неволе, животные очень по-разному ведут себя. Одни утрачивают способности размножаться. Некоторые виды птиц перестают петь. Кто-то теряет аппетит, кто-то вовсе отказывается от пищи и вскоре погибает. Отдельные животные в неволе, наоборот, проявляют необычайную прожорливость, стремительно набирают вес, жиреют. Обо всем этом вспоминаешь, наблюдая за поведением людей в зоне. Понятно, у каждого своя индивидуальная физиология, понятно, что многие на воле питались куда хуже, чем здесь. Питание в зоне не сильно вкусное, однообразное, но строго по расписанию, с необходимым минимумом белков, жиров, углеводов. И все-таки, омерзительно видеть тех, кто на глазах округляется, начинает лосниться, безобразно полнеет. В соседнем проходняке[10] обитают двое подобных, неспроста получивших кличку «опарыши» (жирные белые червяки, личинки мух, обитающие, в основном, в навозной жиже). Главное занятие для них – еда и ее приготовление. Основная тема разговоров – еда и все, что с ней связано («посылка скоро», «надо тушенки и сала заказать», «в ларьке печенья наберем побольше», «у барыги паштет появился, поменяем на сигареты», и т. д.). Оба уже стали героями местного фольклора после того, как кто-то ранним утром услышал на фоне традиционного шуршания пакетами и чавканья обрывок их разговора: – «Кончай есть, на завтрак опаздываем…». Лично я, когда по сравнению с «волей», скинул пятнадцать килограммов веса, несказанно обрадовался. Но, на днях, после очередного взвешивания с огорчением обнаружил прибавку в весе в три килограмма. Неужели привыкаю, неужели адаптируюсь к «вольеру»? Как хочется верить, что это – обычное сезонное колебание веса человека…
* * *
В штате администрации зоны есть должность «заместитель начальника по воспитательной работе». У него диковинная кличка – Конь-Голова. По понедельникам, путая падежи и склонения, он зачитывает списки нарушителей дисциплины, водворенных в изолятор. В распоряжении каждого отряда есть комната, предназначенная для воспитательной работы. Каждый начальник каждого отряда каждый месяц пишет план воспитательной работы. Вот только самой этой работы, и ни в каком виде в нашей зоне не существует. За весь срок нахождения здесь я ни разу не был ни свидетелем, ни объектом подобной работы. Никаких бесед, лекций, встреч. Возможно – и слава богу! Ибо заставить нынешний штат работников колонии в принудительном порядке вести эту работу – таких дров (извините, судеб!) наломают! Зачастую это малограмотные, закостенелые в своем невежестве, жадные до «халявы», биологически жестокие люди в погонах.
* * *
Среди тараканов, обитающих в бараках, часто встречаются альбиносы, абсолютно белые, почти полупрозрачные, особи. Любопытно, какова причина столь необычной метаморфозы? Обычная генная путаница или мутация, связанная с особенностями местного производства? Неужели полипропиленовая «химия», с которой из месяца в месяц мы имеем дело на «промке», так влияет на этих живучих тварей? И чем же для нашего здоровья скажутся проведенные здесь годы?
* * *
Уже которую неделю традиционную в нашем вечернем рационе рыбу перед «приготовлением» не чистят. Слово «приготовление» без кавычек здесь употреблять нельзя. Очень похоже, что рыбу (чаще всего худосочную салаку), просто обваривают кипятком, прежде чем подать на наш стол. Вроде как «паровая обработка», согласно санитарным нормам. Понятно, эффект этой меры весьма относителен. Не один арестант рассказывал мне, да что рассказывал, клялся (и врать им не было никакой корысти, никакого умысла), что натыкались в этой рыбе на маленьких беленьких то ли червячков неведомой породы, то ли личинок неизвестных насекомых. Очень может быть… Большинство из нас поглощает эту ежевечернюю рыбу, не всматриваясь в содержимое предмета этого поглощения. Похоже, здесь срабатывает что-то близкое к инстинкту самосохранения: чтобы жить, надо есть, что же касается нюансов, то здесь лучше не задумываться, не знать, не вглядываться. Чтобы не расстраиваться, не блевать, на худой конец. И вот теперь, в придачу к ежевечернему риску наткнуться на этих самых «маленьких, беленьких», еще и совершенно очевидная гарантия подавиться крупной (в диаметре что-то очень близкое к диаметру копеечной монеты советских времен) чешуей. Хочешь – давись этой чешуей, что имеет гадкое свойство застревать в горле и пищеводе, хочешь – брезгливо отодвигай эту рыбу в сторону, но при этом, соответственно, оставайся голодным. На подобном фоне особое звучание обретает информация про совсем другую рыбу. Про рыбу куда более крупную, добросовестно вычищенную, которая уходит из столовой налево, что совсем недавно немалое количество таковой изъято из холодильника в ходе планового шмона во втором «кремлевском» (ибо там базируется лагерный «кремль», проживает «смотрун» зоны и большая часть его ближайшего окружения). Что из того же холодильника в ходе того же шмона изъято аж сорок (!) килограммов свежайшего фарша из первосортного мяса, которое перекочевало на отряд из той же самой столовой. Похоже, рыночные отношения наложили неповторимый отпечаток на особенности жизни нашего лагеря. Впрочем, скорее не «отпечаток», а клеймо, что ни отмыть, ни соскрести. Говорят, что в интернете на сайтах тюремной тематики за точным адресом нашей колонии следует убийственное дополнение: – «красная коммерческая зона».
* * *
Общепринятое, веками существующее выражение «сидеть в тюрьме» не имеет к нам, по большому счету, никакого отношения. Уж чем мы менее всего здесь занимаемся, так это – сидением. Работаем на «промке», выстаиваем на построениях, валяемся на шконках, слоняемся по куцему пространству локалок, словом, делаем что угодно, только не сидим. Да и не на чем в бараке сидеть. Табуреток здесь практически нет. Да и просто даже поставить их здесь некуда. Вся площадь барака целиком и полностью занята рядами почти вплотную сдвинутых двухъярусных шконок. В последнее время у всех на слуху идея-мечта-тезис, будто на каждого российского арестанта, согласно существующим нормам, должно приходиться 3,5 кв. м (три с половиной квадратных метра) жилой площади! Заоблачная, сказочная перспектива, которую в нашем нынешнем сознании и смоделировать-то сложно. Сюжет от братьев Гримм и Христиана Андерсена… Только по самым грубым, самым приблизительным подсчетам в нынешних условиях, по крайней мере, в нашем лагере, на каждого зека приходится 0,7 кв. м (ноль целых семь десятых квадратных метра!). Откуда же взять эти самые три с половиной квадратных метра? Строить новые бараки с европланировкой? А деньги? Бюджет многострадального нашего Отечества не потянет. Выпустить большую часть зеков на волю, а освободившуюся площадь разделить на оставшихся? Чтобы получились заветные «три с половиной»? А вот это – уже революция, на которую в государстве нашем никто не отважится. Недобрая российская Фемида, судя по всему, добреть совсем не собирается. Так что дефицит жилой площади для отечественных арестантов, похоже, сохранится. Впрочем, на фоне дефицита истинного правосудия, справедливости, милосердия, подобный дефицит едва ли не самый безобидный, самый безболезненный.
Ознакомительная версия.
