Отпили вина и подождали, когда оно согреет горло.
Владимир Владимирович произнес: «Гений!»
Я на секунду смутился, потому что такого не ожидал. И тут же ответил: «Бог!»
Поцеловались трижды и сказали: «ты».
Если я — Звездочет, то он действительно Сен-Жермен. «Скрябинская спираль» привела его к изобретению жизненного эликсира. Этим эликсиром все пользовались, и я какое-то время тоже.
Дальше — самое интересное. Кончаловский очень тактично сначала намекнул, а потом и просил, не соглашусь ли я «сыграть»… Германна? Некоторые мотивировки меня убедили. Во-первых, я только что появился в роли Листа[103]. Об этом все говорили, как о событии. Во-вторых, — пушкинские характеристики. По мнению Кончаловского, все подходило; «обрусевший немец, сильные страсти и огненное воображение». Но тут он вспомнил о «профиле Наполеона и душе Мефистофеля» и как-то замялся, поник. Даже стал передо мной извиняться.
А меня это так захватило, что я тут же придумал выход. Если уж из меня сделали Листа, то гримом можно сделать и Наполеона. А у Мефистофеля… и тут меня осенило: у Мефистофеля не может быть никакой души! Александр Сергеевич здесь не прав, в этом его можно поправить.
Мы оба засмеялись и, довольные, никогда уже больше не вспоминали «Пиковую даму»… Бетховена!
Один раз еще вспомнил я. Когда посмотрел фильм Протазанова Наверное, немые фильмы я больше всего люблю смотреть! Из Мозжухина, который играл Германна, сделали настоящего Наполеона. У него даже шапка такая, будто он руководит Бородинским сражением. Великолепна сцена, когда молодая графиня в спальне ждет молодого повесу. Но вмиг все меняется — перед нами уже старуха, а перед ней на коленях — Германн! Я мысленно «подложил» эту диковатую «прокофьевскую» вариацию из Диабелли[104]… Что ж, очень может быть, возможно, Кончаловский и прав!
Наконец, мы достигли шестнадцатого этажа его дома. Рихтер ни чуточки не замерз, устроился в кресле, а я отогревал ноги у батареи.
Знаете, что бы сейчас хорошо? Послушать «Пиковую даму» Пушкина, и чтобы читал Дмитрий Николаевич[105]. Между прочим, он мог быть замечательным Томским.
Вот все немного побаиваются «Пиковой дамы»… и я побаиваюсь. Хотя «кабалистику бы перенять» не мешало. Нарумов правильно упрекал Томского. Я, конечно, кабалистику понимаю по-своему. Для меня вот такая программа — «Бетховен: Тридцатая, Тридцать первая, Тридцать вторая сонаты» — верх кабалистики. Соблюдены и симметрия, и хронология. Когда Поллини играет сначала Шенберга, а потом Бетховена — я внутренне как-то сжимаюсь[106]. «Франческа да Римини» была у Мравинского слабее Шестой симфонии Шостаковича и «Аполлона» Стравинского только потому, что он ее ставил в конце.
В Бетховене главное круг. Абсолютная симметрия. Но добиться этого трудно. Мне показал Фальк, что круг делается двумя руками (чертит в воздухе). Две клавиатуры!
В Скрябине круг нужно растянуть, он уже похож на яйцо. Яйцо, обвитое змеей ' В Пятой сонате нужно хорошенько по нему треснуть, и дух вырвется вон!
XIV. Белый или рыжий клоун?
Моя жизнь в Беляево на девятом, последнем этаже была безрадостно-тусклой. Там можно было или спать, или… удавиться. Не было ни телефона, ни звонка в дверь. Кое-какая мебель… Радовал старый проигрыватель и холодильник «Морозко» — почти мертвый.
В одно прекрасное утро в дверь попытались вломиться. Это был даже не стук, а настоящий грохот. Так грохотать может только милиция, — прикинул я. — Время «андроповское»… так что лучше открыть.
На пороге стояли Святослав Рихтер и Олег Каган. Олег виновато улыбался, протягивая мне печень из магазина «Березка»: «Извините, что так… без приглашения…» «Сразу — в холодильник! — распорядился Рихтер. — Из мяса надо есть только печенку — это самое вкусное! С Ниночкой я немного повздорил, поэтому, если можно, проведу у вас три часа. Олег за мной заедет, и мы поколесим в Горький. Как вам такой план?»
Пока я закрывал за Олегом дверь и закладывал печень в холодильник, Рихтер распахнул окно и уселся на подоконник. Так, что одна его нога, левая, вместе с ботинком, перевесилась на улицу. Я непроизвольно издал междометие. В ответ Святослав Теофилович приложил палец ко рту: «Ничего страшного! Я давно так не висел. Дайте побыть циркачом на проволоке!» Я стал настаивать, чтобы он «опустился на землю» и пощадил мои нервы. «Ну, еще три минуты!» — взмолился Святослав Теофилович.
Из меня клоун бы вышел? Ну, раз у вас такая реакция… Рыжий клоун… Я бы хотел кататься по земле, быть вечным ребенком… В душе я такой. Помните, как гримируется Эмиль Янингс в «Голубом ангеле», как наклеивает нос? Что-то похожее вышло бы у меня! Совершенно прибитый. Я бы выступал в паре с Тутиком. Наташа бы всех смешила, а из меня бы лились слезы, фиолетовые.
Но все-то уверены, что я — белый клоун. Что очень большой эстет, люблю чувствовать превосходство. Это потому, что много играю Прокофьева. Ведь я же зеркало, а Прокофьев был белым клоуном.
Я его первый раз увидел на Арбате. В ярко-желтых ботинках, весь клетчатый, с красно-оранжевым галстуком. У Ламмов, где собиралось высшее общество, Прокофьев сразу подал себя так… несколько свысока, как будто всех ставил на место: «Я тут стою вас всех!»
Как только началась Шестая соната, Павел Александрович Ламм отодвинулся от рояля подальше. Непроизвольно. А мой папа воспринял эту музыку даже буквально: «Ужасно, как будто бьют все время по физиономии! Опять ттррахх! Опять… Нацелился: ппахх!»
Мой дебют получился клоунским. Пятый концерт Прокофьева, наверное, самое клоунское сочинение. Так все и восприняли. Вот — выход, вот — начинаются фокусы… Но, если вслушаться, все они — и рыжие, и белые — ужасно одиноки. Наревели столько, что получился фонтан из слез. Они в него кинут лепестки белых роз и снова будут реветь…
Помните представление в психиатрической клинике[107]? Это лучшая сцена во вчерашнем фильме. Клоуны летают, ангелы играют на гармошке… а люди в серых халатах уставились в пол. Никакой реакции. Так примерно играл Пятый концерт и я. Взглянул в зал — кислые лица, как будто их это не касается. А потом вдруг ничего — вроде как обрадовались, что уже кончилось. Прокофьев так и сказал: «Они, наверное, ждут от вас ноктюрн Шопена!»
«Клоуны» — хороший фильм. Но у Феллини лучше получаются клоуны-женщины. И Мазина в «Ночах Кабирии», и та мамзель, что играла Градиску[108]. Музыка Нино Роты чудесная… но мне бы в «Клоунах» не хотелось такой музыки. Помните того уникального клоуна, снятого на пленку, совершенно внемую? Всего несколько кадров. Вот это действует.
