В 3 часа все наши суда были уже в деле под картечными выстрелами. Безумолкная канонада превосходила возможность описать. Невероятная твердость духа войск наших и героическое стремление к победе начальников отделений поставили неприятелю, при всем его превосходстве, повсюду непреодолимость, и каждое усилие расстроить нашу линию было мгновенно изпровергаемо.
В 4 часа две неприятельские лодки на правом и левом фланге взорваны посредством бранскугелей на воздух. Ободренные сим храбрые войска наши, закричав „ура“, всею линией пошли вперед, причем в глазах всей флотилии еще 6 неприятельских судов были потоплены.
Неприятель в замену оных выдвинул 6 галер. В 7 часов капитан 1 ранга Селиванов, объезжая все отделение, узнал, что остается немного зарядов и что некоторые лодки, имея пробоины, не могут уже держаться. Он приказал лейтенанту Хвостову отойти и соединиться со вторым отделением, дабы сформировать одну линию.
Неприятель, пользуясь сим случаем, пустился на всех веслах в атаку… суда наши, выждав неприятельское нападение, подвинулись также вперед и, сделав удар, затопили еще две лодки… Наступившая темнота ночи прервала сражение… Потеря наша состоит убитыми нижних чинов 45 человек, ранеными Кременчугского полка капитан Чедаев и нижних чинов 68.
…Капитан 1 ранга Селиванов, отзываясь Главнокомандующему с особенной признательностью о мужестве всего отряда, превосходно свидетельствует о лейтенанте Хвостове, который оказал пример невероятной неустрашимости. Пренебрегая сыплящимся градом картечи и не взирая, что четыре шлюпки под ним были потоплены и из 6 гребцов остался только один, он шел вперед и поражал неприятеля, а равным образом и сухопутные начальники отзывались Главнокомандующему о его мужестве. Все нижние чины его превозносят и вообще, где он только появлялся, храбрость оживотворялась. Лейтенант Мякинин, заслуживший предпочтение и оказавший превосходную храбрость в первых сражениях, оправдывает сие о нем мнение при всяком случае. Полковники Горбунов и Пшеницкой распоряжение и примером своим заслужили по всей справедливости имя неустрашимых, а равно заслужили внимание лейтенанты Давыдов, Тутыгин и мичман Трубников».
После сражения при Тавсало Буксгевден отправился на берег, осмотрел поврежденные лодки. Подойдя к матросам, спросил:
– Кто главный герой победы?
– Лейтенант Хвостов! – в один голос ответили матросы.
– Это не моряки, а сущие черти! – восторгался подвигами друзей генерал Буксгевден. – Их надо сдерживать, а то они мне всех шведов в раз перетопят! С кем же я тогда воевать стану!
Особенно же был доволен «аляскинскими» офицерами командующий морскими силами на военном театре контр-адмирал Мясоедов.
– Этим ребятам только прикажи, так они и полмира перевернут! – расхваливал он их. – Одно слово – орлы!
Биограф наших героев пишет: «Четыре раза ядра и картечь топили лодки, каждый раз погружая его (Хвостова – В. Ш.) в воду и четыре раза возникал он из глубины моря, не теряя немало присутствия духа, повсюду разъезжая впереди, распоряжался, ободряя людей и повелевая следовать за собою. Когда одна лодка была под ним разбита и он, вытащенный из воды. Сел на другую, тогда первое его слово было „вперед“ и когда, ударившее в нос второй лодки ядро, сделало пробоину и убило несколько человек, команда пришла в смятение. Видя, что лодку заливает, он снял мундир и заткнул пробоину, крича: „Ребята, греби вперед!“» Не правда ли более чем красноречивое признание заслуг!
В последнем бою Давыдов был ранен в ногу. Состояние Хвостова было весьма тяжелым. Хотя он и не был ранен, но сказались все перенесенные за долгие годы лишения. Видя это, Буксгевден забрал Хвостова к себе на яхту для восстановление здоровья и поручил его своему врачу.
Из письма командующего корпусом генерала Буксгевдена: «Все нижние чины его (Хвостова – В. Ш.) превозносят и вообще, где он только появлялся, храбрость ожитворялась».
Очень высоко о профессионализме и храбрости Хвостова и Давыдова отзывался и вице-адмиралом Мясоедовым, под командой которого они потом находились.
После окончания войны в следующую зиму командующий граф Буксгевден причислил их, в виде награды, к своей свите и возвратил в Петербург. Оба были представлены к наградам: Хвостов – к ордену святого Георгия 4-й степени, а Давыдов – Святого Владимира 4-й степени.
Казалось бы, что здесь наконец-то должны была восторжествовать справедливость, но вновь вмешалось провидение! К императору Александру бумагу о награждении принесли одновременно с прошением Фондезина об аресте офицеров. Подумав немного над обеими бумагами, император начертал: «Неполучение награждения в Финляндии послужит сим офицерам в наказание за своевольства противу японцев». Так наказание за одну победу во славу Отечества было компенсировано другой победой.
– За что же мы несем крест свой тяжкий, когда ни в чем не виноваты? – обиделся, было, Давыдов, когда узнал о царском решении.
– Ладно, Гаврила, – обнял его Хвостов, – Чего тут правду искать! И на что они нам эти ордена!
Таинственная смерть и рождение легенды
Осенью финляндские озера замерзли, и боевые действия на них прекратились. Пользуясь передышкой, друзья выправили себе небольшой отпуск и отправились в Петербург отдохнуть и навестить родных. Но праздно время друзья не проводили. Давыдов, по настоянию адмирала Шишкова, берется за описание путешествия. Очевидно, свою лепту должен был внести и племянник Шишкова Николай Хвостов, но пока дело обстоит именно так. Тем временем Шишков готовит к печати первую книгу «Двукратного путешествия в Америку морских офицеров Хвостова и Давыдова, писанного сим последним». Разумеется, ему деятельно помогает Хвостов.
Сам же Давыдов спешно дописывает второй том с описанием острова Кадьяк и жителей оного, языка айнов, их нравов, обычаев и готовит материалы для описания второго путешествия в Америку.
4 октября 1809 года Хвостов и Давыдов были в гостях у старого своего друга – личного врача Резанова натуралиста и естествоиспыталеля Григория Ивановича Лангсдорфа (будущего академика) на Васильевском острове. Доктор, он же известный ученый, натуралист, а позже и российский дипломат, принимал еще одного дорогого гостя из Америки – бывшего хозяина «Юноны» и давнего приятеля Хвостова и Давыдова Джона Вульфа. На следующий день тот уезжал в Кронштадт, где стояло его судно, которое должно было уйти в Америку. Что касается Лангсдорфа, то он в это время заканчивал работу над своим трудом о кругосветном путешествии «Замечания о путешествии вокруг света в 1803–1807 гг.» (книга была издана в 1812 году на немецком языке), так что Давыдову и Хвостову было о чем переговорить и с хозяином, и с его гостем. За разговорами и воспоминаниями подзадержались. Думается, не обошлось и без хорошей выпивки. Возвращались поздно…
