Вскоре, однако ж, Инзов привык к образу жизни своего шефа, а на кровавых пирах смерти в Италии и Швейцарии они заключили тесный союз дружбы»[210].
«Он был единственным гостем и человеком, с которым Милорадович на всяком шагу должен был встречаться по делам и хозяйству полка, и даже по делам жизни: потому что он любил советоваться с этим мужем опыта, хотя и не всегда следовал советам его. Инзов и Милорадович были решительно два противоположных полюса: один степенный, часто до холодности; слишком осторожный и оттого иногда копотливый, и хлопотун по службе. Другой пылкий, летучий; оттого часто неосторожный, действовавший более на авось, не терпевший хозяйственной и мелочной части полка; всем этим заправлял Инзов…
Инзов был всегда, во всех смыслах этого слова, застегнут на все пуговицы; Милорадович — часто на распашку… один надевал шляпу по форме, другой с поля… Зато уж Милорадович бывал подтянут, затянут, как картинка, а Инзов ходил распустив полы.
…Инзов любил Милорадовича, а тот уважал и, порой, побаивался его, как старого опекуна. Солдаты ценили и любили и того и другого, и, по меткой разборчивости здорового русского ума, перекрестили обоих по-своему: Инзова называли батюшкой игуменом, а Милорадовича — залетною птицей»[211].
Вот тут, впервые за все наше повествование, мы вспомнили солдата — простого солдата, на котором держится армия и без которого даже самые блистательные полководцы оставались бы частными людьми.
А что мы знаем про этих солдат — «чудо-богатырей», по меткому суворовскому определению? В современном представлении они являются чем-то сродни былинным витязям. Однако на самом деле все было совсем не так.
Система комплектования армии нижними чинами была введена Петром I. «В 1699 году был объявлен призыв 32 тысяч даточных — первый в России рекрутский набор»[212].
«Рекрутская система несомненно была для своего времени прогрессивным явлением. Ее введение позволило создать постоянную регулярную армию, имевшую типовое вооружение и форму и содержавшуюся на средства государства… Однако наряду с положительными чертами рекрутская система имела существенные недостатки. При этой системе государство было вынуждено содержать большую в численном отношении армию, отягощавшую бюджет страны. Хотя численность войск в мирное время всегда была велика, она была всегда недостаточной для военного времени. В ходе войны приходилось прибегать к усиленным наборам… Вторым недостатком рекрутской системы являлось то, что при длительных сроках службы армия постоянно имела в своем составе больше солдат старших возрастов, чем молодых»[213].
Рекрутский набор открывал «сдаточным» — крестьянам, мещанам, представителям иных сословий — дорогу в новую жизнь. Дело было не только в том, что они отправлялись служить куда-то за тридевять земель, участвовали в войне. Главное, что у каждого русского солдата — как позже у французского, по образному выражению Наполеона, — «в ранце лежал маршальский жезл». Каждый солдат мог заслужить — боевой отвагой, безупречным исполнением обязанностей, своими знаниями — офицерский чин, а с ним вместе и дворянское достоинство.
Младший сын императора Павла I великий князь Михаил[214] так оценит этот русский демократизм: «Где солдат, поступивший из моих крепостных людей, может через год сделаться мне равным и иметь сам крепостных людей?»[215]
Однако система рекрутского набора в условиях крепостного права имела и еще один очень существенный недостаток.
«Так как рекрута берут у помещика навсегда и таким образом обстоятельство это уменьшает его доход, то можно ясно представить себе, что помещик отдает самого худшего. Если среди его крестьян или слуг есть неисправимый вор, то он отсылает его; за неимением вора он отдает пьяницу или лентяя; наконец, если среди его крепостных находятся одни лишь честные люди, то он выбирает самого слабосильного… Когда полковой командир получает человека маленького роста, некрасивого и слабосильного, то он может надеяться, что это честный человек; но если он получает красивого, высокого и сильного человека, то это наверное негодяй»[216].
Такое не очень приятное открытие. У нас-то все пишется, что рекрутов определяли «в очередь», путем жребия. Но ведь даже Суворов не отдавал своих крестьян в солдаты, а покупал рекрутов на стороне. Кто ж поверит, что для службы продавали лучших? Хорошо известны и помещичьи угрозы: чуть что — «забрить лоб», «отдать под красную шапку»… Недаром же в русских народных сказках солдаты, как правило, оказываются большими прохиндеями — такой не то что «суп из топора» сварит, но и черта объегорит!
«Стать под Государевы знамена вменяют в наказание провинившемуся гражданину, тогда как он должен быть представитель славы своего Отечества. Давно уже в армиях замечена взаимная нелюбовь солдата к офицеру, а последнего к своим властям; одна война пробуждает в русском солдате народный дух; тут истинное славолюбие руководствует каждым, общий труд и свист свинца равняет всех, заставляя забыть притеснения»[217].
«По этому составу и по выбору этих рекрут, которые без малейшего исключения или негодяи, или приходящие в отчаяние от сдачи в набор, можно заключить, что русские солдаты должны быть самыми худшими солдатами в мире, а между тем они могут быть наилучшие»[218].
Это признавали все современники.
«Русская пехота — это стена, — писал генерал-поручик барон Вильгельм Васильевич Шульц[219]. — Быть может, на земле нет нации более способной к войне, чем русская… Русские солдаты по темпераменту суровы, по предрассудку — храбры, по привычке — послушны, а совокупность этих качеств каждой личности составляет основание каждого воина»[220].
Оказавшийся во время осады Очакова в рядах потемкинской армии известный европейский кондотьер принц де Линь[221], утверждал, что русский солдат — «…это образец исполнительности, выносливости и послушания. Я еще не встретил ни одного пьяного солдата, не видел ни одного вольнодумца, не слышал ни о ссорах между солдатами, ни о небрежении к службе. К сожалению, никто с солдатами не занимается, никто о них не заботится»[222].
В последней оценке, думается, есть некоторый перегиб. Хотя в войсках не было воспитательных органов, зато о новичках заботились старослужащие солдаты — «дядьки», земляки; их до седьмого пота обучали и муштровали унтера; в многочисленных походах солдаты постоянно общались с офицерами и генералами, делившими с ними трудности и опасности.
