Птухин пригласил всех к столу, на котором лежали план Мадрида и карта Центрального фронта. Уточнив обстановку, он озабоченно сказал:
— Международный конгресс писателей-антифашистов, открывшийся четвертого июля в Валенсии, завтра с утра продолжит свою работу в Мадриде. — Красным карандашом Птухин подчеркнул заштрихованный квадрат с надписью «Аудиториум». — Это один из крупнейших залов Мадрида, — пояснил он. — В ночь на пятое июля «савойи» бомбили Валенсию. Наверное, теперь фашисты будут стремиться еще более ожесточенно бомбить Мадрид.
— Зачем же прямо на переднем крае проводить заседания конгресса? — удивился Еременко.
— Такой вопрос возникал у многих. Конечно, можно было для конгресса выбрать место и поудобнее, например французскую Ривьеру. Но писатели решили собраться в Испании — стране, которая первая дала отпор фашизму. Ну, а то, что заседания конгресса будут проходить в Мадриде, городе, на окраине которого проходит передний край обороны, — это символично. Так вот, друзья, — продолжал Птухин, — наша задача — не допустить ни одного самолета противника в район «Аудиториума». И в район кинотеатра «Гойя», где после обеда продолжит свою работу конгресс.
Он указал командирам эскадрилий квадраты города, над которыми предстояло патрулировать истребителям, порядок их смены эскадрильями с других аэродромов, расположенных в зоне Мадрида.
— Седьмого и восьмого июля я буду находиться на «телефонике». После посадки звоните мне на башню, — закончил разговор Птухин. — Все, о чем мы здесь говорили, нужно как можно лучше разъяснить летчикам.
— Можно ехать? — заторопился Еременко.
Шестнадпатиэтажное здание телефонной компании в Мадриде, на верхней площадке которого были расположены посты ПВО и артиллерийские наблюдатели.
— Не спеши, Иван Трофимович. Вам всем следует еще побывать в штабе и уточнить в деталях порядок завтрашней боевой работы.
— К тому же, — улыбнулся Агальцов, — штабники приготовили тебе, Иван, небольшой сюрприз.
Пройдя в конец длинного коридора, Агальцов и Еременко вошли в ярко освещенную комнату.
У двери стоял часовой. Четыре человека в светлых замшевых куртках сидели на стульях. А над столом, рассматривая какие-то документы, склонился Кутюрье.
— Если есть желание, можете познакомиться. Это экипаж сбитого «дорнье». Между прочим, среди них имеется знатная особа, — приветствовал он Еременко.
Изрядно уставший за день комэск про себя чертыхнул фашистов. Но все же с некоторым интересом посмотрел на немцев.
— Вот этот, — Кутюрье указал на худого, узколицего штурмана, — утверждает, что его отец — советник Гиммлера.
— Что ж из этого? — пожал плечами Еременко. — Жив остался, и на том пусть скажет спасибо.
Обратившись к пленным, Кутюрье по-немецки объяснил, кто находится перед ними. Тогда со стула поднялся широкоплечий, рыжеватый командир «дорнье»:
— У меня один вопрос. Впереди нас к Мадриду шло два десятка «хейнкелей», не считая непосредственного прикрытия. Как вам удалось пройти через их заслон?
Еременко снова пожал плечами. Ему не очень хотелось разговаривать с пленными, тем более отвечать на их вопросы.
— Переведите ему, — обратился он к Кутюрье. — Полагаю, лучше об этом узнать у командира заслона, если, конечно, им удастся встретиться. А теперь я бы хотел их кое о чем спросить. Вот представитель Германии в лондонском Комитете по невмешательству в испанские дела Риббентроп совсем недавно отрицал участие немецких граждан в варварских бомбардировках городов и сел Испании. Чему же нам верить? Своим собственным глазам или словам Риббентропа?
— Большая политика — не наше дело, — пробормотал в ответ командир «дорнье».
— Ну, еще бы! Ваше дело — бомбы кидать на испанских детей!
Резко повернувшись, Еременко направился к выходу.
С рассвета 7 июля «чатос» прикрывали Р-зеты капитана Мигеля Алонсо, которые бомбили подходившие к реке Пералес колонны противника. После двух боевых вылетов эскадрилья Еременко находилась в готовности номер один, когда на Сото позвонил Птухин:
— В девять тридцать вам с ореликами быть над «телефоникой».
Когда они подлетали к Мадриду, над городом уже барражировали И-16 Ивана Лакеева, а над линией боевого соприкосновения республиканских и фашистских войск кружила эскадрилья Александра Минаева.
Небо южнее вокзала Делисиас вспучилось разрывами зенитных снарядов. И сразу, взмыв вверх с площадки «телефоники», в воздухе рассыпались пять красных ракет. Противник! Всмотревшись, Еременко заметил идущих со стороны моста Принцессы «фиатов». Очередями верхних пулеметов он указал ведомым направление атаки.
Скрываясь в лучах солнца, «чатос» сближались с противником. Мгновение, — и над Андалузским мостом, вокзалом Делисиас и табачной фабрикой в небе завертелся ревущий огненный клубок.
А с запада на город наплывал широкий клин «юнкерсов» и «дорнье». На перехват их устремилась эскадрилья Александра Минаева.
После первой атаки «фиатов» «чатос» разделились на несколько групп.
В начале боя был ранен Хозе Редонта. Окружившие его «фиаты» теснили истребитель испанца за Мансанарес. К отбивавшемуся от фашистов летчику прорвался Леонид Рыбкин. Редонта пристроился к своему ведущему. На головокружительных виражах они вдвоем продолжали бой с девятью «фиатами». Пытаясь вырваться из кольца, «чатос» пошли в лобовую атаку. Один из «фиатов» шарахнулся от несшегося на него Рыбкина и врезался в другой фашистский истребитель. Удар… Сцепившись крыльями, объятые пламенем «фиаты» упали на пустырь у Андалузского моста. А Рыбкин и Редонта присоединились к пришедшим им на помощь Петрову и Карпову.
«Выдержит ли Хозе?» — глядя на залитое кровью лицо испанца, волновался Леонид. Он сигналом показал ведомому, что ему следует выйти из боя, но тот отрицательно покачал головой.
В этот момент с юга подошла новая группа «фиатов». Летевшие выше их Еременко, Серов и Якушин атаковали ведущее звено. Еще один фашист был сбит. Из его кабины выбросился летчик и раскрыл парашют.
Бортовые часы истребителя комэска показывали, что они находятся в воздухе пятидесятую минуту. «Значит, заседание конгресса в «Аудиториуме» открылось вовремя», — подумал Еременко, провожая взглядом спускавшегося на город парашютиста.
И тут неожиданно со стороны солнца появилась четверка бело-голубых остроносых монопланов. Не вступая и бой, они пронеслись мимо и умчались к Нижнему Карабанчелю. Зоркие глаза Еременко схватили некоторые летали незнакомых машин: закрытую плексигласовым фонарем кабину пилота, срезанные концы крыльев и топкую нить радиоантенны. «Не об этих ли фашистских истребителях говорил вчера командир подбитой «катюши»?»
