Год 619-й, когда с хашимитов был снят бойкот, мог бы стать радостным годом для мусульман, но они называют его годом траура. В этот год скончался 90-летний Абу Талиб, глава хашимитов. Он умирал от старости, спокойно и величественно, слагая поэмы о доблести своего племянника, защищавшего хашимитов в годы бойкота. Мухаммед сделал последнюю попытку обратить Абу Талиба в ислам, чтобы тот мог избежать геенны, но старец гордо отказался: «Если я сейчас приму твое учение, то курайшиты подумают, что я испугался смерти!» Он умер язычником, оставив о себе добрую память, незапятнанную репутацию и многочисленные поэмы.
Много лет спустя сложилась легенда о том, что перед самой смертью, прежде чем испустить дух, Абу Талиб прошептал символ веры…
Не успели похоронить Абу Талиба, как на Мухаммеда обрушился новый удар. Прожившая рядом с ним четверть века, первая уверовавшая в его пророческий дар, утешавшая и поддерживавшая его в самые тяжелые годы гонений и бойкота его любимая жена, его Хадиджа угасла.
Она, пожалуй, оказала на историю человечества не меньшее влияние, чем великие философы или блистательные правители, кроившие карту мира по своему усмотрению. Умерла уже не жена торговца-курайшита, одержимого странными идеями, умерла Мать Верующих, память о которой и поныне чтут миллионы.
Горе Мухаммеда было безутешным, он рыдал на могиле жены и истово молился за нее. Память его хранила образ Хадиджи до самой смерти как образ самого близкого и дорогого человека.
Смерть Абу Талиба лишила Мухаммеда надежного защитника, а смерть Хадиджи разрывала последние узы с Меккой. Ничто больше не удерживало его в этом городе.
Ни одна женщина так и не сумела заменить Мухаммеду Хадиджу. Он женился снова, и не один раз, но постоянно вспоминал ее. Как-то раздосадованная Аиша – новая жена Мухаммеда – упрекнула его в этом, на что он строго ответил, что Аллах наделил его слишком сильной любовью к покойной жене. И Аиша прекрасно понимала это – из всех его жен она ревновала его только к Хадидже.
Николай Рерих и Елена Шапошникова: соединенные Шамбалой
«Мой отец и моя мать, – писал Святослав Николаевич Рерих, – были наделены несравненной гармонией двух понимающих друг друга людей, которые имели высокие идеалы жизни. Их светлые образы навсегда останутся для меня источником величайшего вдохновения».
«Мечтателем о прошлом» называл Николая Рериха художник и критик Сергей Маковский. Романтик и философ, художник, авантюрист, сотрудничавший с советской разведкой, археолог и путешественник, окутавший свое творчество мистической дымкой, он считается основоположником «Живой этики» – синкретического духовного движения, синтезировавшего эзотерическую мудрость Востока, оккультно-теософские поиски Запада и в чем-то, возможно, лубочную русскую сказку.
Николай Константинович Рерих, безусловно, был одним из влиятельнейших мыслителей ХХ века. Символично, что рядом с ним с самого начала этого века была Елена Шапошникова – Елена Ивановна Рерих. В своих произведениях он называл ее «Ведущей», объединяя, возможно, глаголы «вести» и «ведать».
Оба они принадлежали к древним и славным родам – род Рерихов восходил ко времени Петра I, среди предков Елены Шапошниковой был Михаил Илларионович Голенищев-Кутузов. Николай поступил одновременно в Художественную академию и в Санкт-Петербургский университет: с одной стороны, он с детства проявлял особые способности к рисованию, с другой стороны, его отец – юрист-нотариус – настаивал на том, чтобы сын шел по его стопам.
Елена Шапошникова также получила блестящее образование, обладала несомненным лингвистическим и музыкальным даром – к восемнадцати свободно говорила на четырех иностранных языках, была талантливой пианисткой (ее дядя – композитор Модест Мусоргский). Окончив Высшую музыкальную школу при Санкт-Петербургской консерватории, она давала сольные концерты в Дворянском собрании. Но было у Шапошниковой еще одно увлечение, которое впоследствии захватило ее целиком, – восточная философия.
С молодым художником Николаем Рерихом, учеником Архипа Ивановича Куинджи, Елена познакомилась летом 1899 года в имении князя Путятина, известного археолога и коллекционера. Впервые встретив Рериха, она поначалу приняла его не то за охотника, не то за одного из служащих князя и лишь за ужином узнала, что он художник, да к тому же достаточно известный – его дипломная картина «Гонец» была сразу же приобретена известным собирателем русского искусства П.М. Третьяковым. После этого молодой художник был принят Львом Толстым. Тот заметил Рериху: «Случалось ли в лодке переезжать быстроходную реку? Надо всегда править выше того места, куда вам нужно, иначе снесет. Так и в области нравственных требований надо рулить всегда выше – жизнь все снесет. Пусть ваш гонец очень высоко руль держит, тогда доплывет!»
Гонец, гость, одинокий всадник, посланец не столько от племени к племени, сколько от одного мира к другому, отрешенный от сущего, становится частым персонажем картин Рериха. Многие из тех, кто оставил о нем воспоминания, отмечали его отстраненность, которую некоторые воспринимали даже как холодность и заносчивость. Возможно, этот гонец, путешественник по мирам был своего рода альтер эго Рериха.
Художник провел в усадьбе несколько дней. Он приехал по делам раскопки курганов, а Путятин, член Петербургского археологического общества, был в отъезде и задержался.
Красота, тонкость, ум и такт Елены произвели на Рериха глубокое впечатление. Наталья Шишкина, подруга Елены, оставила такое ее описание в молодости: «Полная изящества, женственности, грации и какого-то внутреннего обаяния всего ее облика, она невольно притягивала к себе все взоры. У нее были роскошные светло-каштановые, с золотым отливом волосы и пышная прическа по моде того времени, прелестный небольшой ротик, жемчужные зубы и ямочки на щеках; когда она улыбалась, а улыбалась она часто, все лицо ее освещалось теплом и лаской. Но что было самое примечательное в ее лице – это ее глаза, темно-карие, почти черные, миндалевидные, продолговатые, как бывают у испанок, но с другим выражением. Это были лучезарные очи с длинными ресницами, как опахала, и необычайно мягким, теплым, излучающим сияние взглядом».
В первые месяцы знакомства, продолженного осенью в Петербурге, Рерих, дороживший своей творческой свободой, делает 30 ноября запись в дневнике: «Сегодня была Е. И. в мастерской. Боюсь за себя – в ней очень много хорошего, опять мне начинает хотеться видеть ее как можно чаще, бывать там, где она бывает».
В 1900 году Николай Рерих посватался к Елене Шапошниковой и получил согласие – на удивление столичного бомонда, «выдававшего» Елену то за молодых миллионеров, то за дворян из лучших семей. Высший свет и его соблазны оставляли Елену равнодушной. 28 октября 1901 года молодые обвенчались в церкви Императорской академии художеств.
