Сильно усовершенствованы были и воздуходувные устройства: на смену знакомым нам деревянным ящичным мехам пришли мощные цилиндрические поршневые воздуходувки.
В Англии в различных отраслях горного дела металлургии и металлообработки (например, при прокате) уже довольно широко применялись универсальные паровые машины системы Уатта. Паровые машины из года в год подвергались дальнейшему усовершенствованию.
Выработка чугуна и железа в Англии быстро возрастала, качество их улучшалось, а издержки производства и цены падали. Поэтому уменьшался и спрос на уральский металл. Большие партии демидовского железа, доставленные с заводов в Петербург, Архангельск, Одессу и другие порты, долго залеживались на складах. Обычные английские заказчики не присылали требований на железо. И Демидов вынужден был дать приказчикам такую инструкцию: если у иностранных заказчиков не будет наличных денег, то принимать в уплату за железо любые товары — красильные вещества, изюм, табак, вина и т. д. Потом эти товары приходилось с убытком продавать русским бакалейщикам и москательщикам.
У Демидова было в Англии немало комиссионеров — местных купцов и банкиров, через которых он направлял партии железа заказчикам. Вновь и вновь запрашивал Демидов комиссионеров и в первую очередь наиболее доверенного среди них, гулльского банкира Спенса, как увеличить сбыт железа.
Но и Спенс и другие комиссионеры отвечали уклончиво и путано, ссылаясь на рыночные условия, на интриги конкурентов и т. д. Отчасти они действительно не понимали глубоких причин падения сбыта уральского железа, отчасти им было выгодно внушать Демидову и его Петербургской конторе, что дело легко исправить, если довериться достойному английскому комиссионеру (каждый имел в виду себя).
В конце концов и Демидов и петербургские приказчики пришли к выводу, что необходимо срочно отправить в Англию первоклассного уральского специалиста по вопросам производства, человека умного, наблюдательного, к тему же неподкупно честного, чтобы он мог по-настоящему разобраться в деле.
В качестве такого лица и был избран выйский плотинный, несмотря на то, что он не имел инженерного звания и не знал английского языка.
***
Очередная июньская почта из Петербурга раздосадовала Эдуарда Спенса.
Демидовская контора еще раз напоминала ему, что заводовладелец крайне обеспокоен падением сбыта уральского железа в Англии, и добавляла, что для ознакомления с положением дел на месте в Гулль, а затем и в другие английские города будет направлен на корабле «Коттингем» (капитан — мистер Хэслвуд) один из демидовских представителей.
В письме сообщалось труднопроизносимое имя этого уполномоченного — «Тшерепаноф» — и его служебное положение — мастеровой.
Чтобы выяснить, не вызвано ли снижение сбыта падением качества тагильского железа, на том же корабле, кроме очередной партии металла (всего 90 тонн), посылались специальные образцы для пробы.
Поскольку Черепанов не знал английского языка, его должен был всюду сопровождать проживавший тогда в Гулле молодой демидовский служащий Павел Колунов. Спенс должен был также ознакомить Колунова и Черепанова со всей деловой корреспонденцией, относящейся к сбыту демидовского железа.
Спенсу все это очень не понравилось. Он вообще терпеть не мог контроля над своими операциями.
В данном же случае Спенса шокировало и то, что представителем демидовской конторы был назначен простой мастеровой с одного из «сибирских» (то есть уральских) заводов.
«Как может сибирский мастеровой, даже не знающий английского языка, разобраться в условиях английского рынка? — иронически думал Спенс. — Что сможет он понять в сложной технике английского металлургического производства?»
Вечером 19 (31) июля 1821 года Эдуард Спенс вместе с Колуновым отправился в порт встречать корабль «Коттингем».
Первое впечатление, произведенное «мастеровым Черепановым» на Спенса, еще более укрепило гулль-ского дельца в его сомнениях. Капитан Хэслвуд представил ему очень бледного рыжебородого пассажира в длиннополом сюртуке и картузе. Измученный перенесенной морской болезнью, Черепанов еле отвечал на вопросы Колунова, который поспешил усадить путешественника в кеб и отвезти на заранее нанятую квартиру.
Хэслвуд, попросив Спенса уплатить 10 фунтов стерлингов за проезд Черепанова, с улыбкой рассказал — со слов демидовских управляющих, — как долго и тщетно билась Петербургская контора над тем, чтобы придать Черепанову западноевропейский вид. Никакие убеждения не подействовали: упрямый сибирский мастеровой сохранил и бороду и свою обычную одежду. В ответ Спенс только пожал плечами. Поведение Демидова и его управляющих было непонятно. Зачем они тратят деньги на посылку таких представителей? Впрочем, вероятно, этот бородатый сибиряк несколько дней не сможет оправиться от морского путешествия. Спешить некуда.
Однако, к удивлению Спенса, Черепанов, отдохнув лишь один день, явился к Спенсу вместе с Колуновым и передал следующее письмо от демидовских управляющих, датированное 12 июня 1821 года.
«Податель сего, Ефим Черепанов, мастеровой железоделательных заводов его превосходительства, рекомендуется Вашему любезному вниманию…
Его пр-во желает, чтобы он осматривал в особенности железоделательные заводы и рудники Вашей страны, а потому будьте любезны оказать ему всяческое содействие в осмотре этих предприятий. Его пр-во уверен, что в силу наших взаимных связей Вы не скроете от него необходимых предприятий».
Вручив это письмо, Черепанов попросил Колунова перевести господину Спенсу, что он хотел бы начать осмотр важнейших английских предприятий без всяких отлагательств. Вместе с тем Черепанов напомнил, что нужно как можно скорее организовать пробу привезенных им образцов тагильского железа на лучших металлургических заводах.
Спенсу пришлось в тот же день возить Черепанова с Колуновым по Гуллю, показывая доки, заводы и различные достопримечательности. Ефим записывал все, что казалось ему особенно важным. На литейном заводе «сибирский механик» заинтересовался устройством «воздушных», то есть пудлинговых, печей и вагранок, а также чугунных цилиндрических воздуходувок, приводимых в движение паровой машиной. Осматривал он и токарные станки, предназначенные для обточки чугунных отливок, и не как турист, а как знаток, с малых лет занимавшийся вопросами техники.
При осмотре гулльской водонапорной станции Черепанов дольше всего задерживался у паровой машины, нагнетавшей в минуту 480 ведер воды на высоту 17 метров. И, слушая объяснения служащих станции, которые переводил ему Колунов, Черепанов вспоминал о горняках Медного рудника. Он думал о подземных выработках этого рудника, заливаемых грунтовыми водами, о конных машинах, все более доказывающих свою неспособность оправиться с откачкой воды, и о директоре Данилове, который никак не решится приступить к постройке паровой машины.
