Кроме императора и императрицы, в этом этаже жили только великий князь Константин, его супруга и камер-фрейлина Протасова.
В нижнем этаже, кроме очень маленького театра, который не был еще окончен, находилась дворцовая церковь. Остальную часть нижнего этажа занимали великий князь Александр и его супруга, молодой великий князь Николай Павлович, любимец императора, князь Гагарин, обер-гофмаршал Нарышкин и граф Кутайсов.
В верхнем этаже дворца жили великие княжны Мария и Екатерина и воспитательница их графиня Ливен. Апартаменты их были весьма просты, но изящны.
На дворе находилась большая кордегардия, в которой держала караул рота из полков лейб-гвардии. Поговаривали, что количество караулов и часовых во дворце слишком мало.
Внутренность дворца представляла истинный лабиринт темных лестниц и мрачных коридоров, в которых день и ночь горели лампы. Мудрено было научиться ходить здесь одному и не заблудиться в этом лабиринте.
Ничто не могло быть вреднее для здоровья, чем это жилище. Повсюду виднелись следы разрушающей сырости, и в зале, в которой висели большие исторические картины, несмотря на постоянный огонь, поддерживаемый в двух каминах, лежали полосы льда в дюйм толщиной и шириной в несколько ладоней, тянувшиеся сверху донизу по углам. В комнатах императора и императрицы сырости было меньше, отчасти из-за того, что стены были отделаны деревом. Дворец этот был крайне неудобен для всех, кому приходилось бывать в нем.
Император очень любил свое создание.
Самое осторожное порицание раздражало его настолько же, насколько ему льстила самая грубая похвала. Однажды он встретил на лестнице пожилую даму. «Мне говорили, будто лестницы дворца неудобны, — сказала она, — но я нахожу их превосходными». Император пришел от этой похвалы в такой восторг, что поцеловал даму. Царедворцы умели прекрасно пользоваться этой слабостью и были неистощимы в похвалах новой резиденции монарха.
Караул в замке несли поочередно гвардейские полки. Внизу, на главной гауптвахте, находилась рота со знаменем, капитаном и двумя офицерами. В бельэтаже был расположен внутренний караул, который состоял только из солдат одного лейб-батальона Преображенского полка.
Павел особенно любил этот батальон, доверял ему. По его распоряжению офицеры и солдаты батальона были одеты в богатые мундиры: офицеры — с золотыми вышивками вокруг петлиц, а рядовые — с петлицами, обложенными галуном по всей груди. Батальон этот он намеревался даже назвать «лейб-компанией» — исключительной стражей, охраняющей его лично.
В замке гарнизонную службу несли, как в осажденной крепости. После вечерней зори в замок допускались лишь доверенные лица. Они проходили по малому подъемному мостику, который опускался специально, чтобы пропустить их. В числе этих немногих был адъютант лейб-батальона Аргамаков, занимавший должность плац-адъютанта замка. Его обязанностью было лично доносить императору о чрезвычайных происшествиях в городе.
Павел доверял Аргамакову, и тот мог входить в царскую спальню даже ночью. Вовлеченный в заговор, он стал важной фигурой во время его осуществления. Именно он, будучи дежурным адъютантом царя, провел в замок по тому самому малому мостику отряд заговорщиков.
В тот вечер 11 марта Павел был в скверном настроении. Только что пришло печальное известие из Вены. Там скончалась при родах любимая его дочь Александра, ставшая, как мы помним, супругой эрцгерцога Иосифа после неудачной помолвки со шведским королем Густавом IV. Мысли об этом еще больше подействовали на настроение Павла. К этому добавилось влияние скверной сырой погоды (была оттепель) и воспоминание о недавнем случае.
На днях во время прогулки император остановил свою лошадь и, обернувшись к шталмейстеру полковнику Муханову, сказал сильно взволнованным голосом: «Мне показалось, что я задыхаюсь и мне не хватает воздуха, чтобы дышать. Я чувствую, что умираю… Разве они хотят задушить меня?» Муханов ответил: «Государь, это, вероятно, действие оттепели». Император ничего не ответил, покачал головой, и лицо его сделалось очень задумчивым. Он не проронил ни единого слова до самого возвращения в Михайловский замок.
Об этом случае известно со слов Муханова, рассказавшего о нем полковнику Н. А. Саблукову, автору записок.
«Какое загадочное предчувствие!» — восклицает Саблуков. Однако ничего загадочного в этом не было. Павел действительно догадывался о существовании заговора. Возможно, кто-либо предупредил его.
За день до смерти он встретил графа Палена, главного зачинщика, явившегося с утренним рапортом, и грозно спросил:
— Вы были в Петербурге в 1762 году? (Год дворцового переворота, совершенного Екатериной, и убийства ее супруга Петра III, отца Павла. — Р. Б.)
— Да, государь, был, — хладнокровно отвечал Пален.
— Что вы тогда делали и какое участие имели в том, что происходило в то время? — продолжал расспрашивать Павел.
— Был в рядах полка, в котором служил, и являлся только свидетелем, а не действовал, — отвечал Пален.
Император взглянул на него грозно и недоверчиво и продолжал:
— И теперь замышляют то же самое, что было в 1762 году.
— Знаю, государь, — возразил Пален, нисколько не смутившись. — Я сам в числе заговорщиков!
— Как, и ты в заговоре против меня?!
— Да, чтобы следить за всеми и, зная все, иметь возможность предупредить замыслы ваших врагов и охранять вас, — спокойно сказал Пален.
Такое присутствие духа и невозмутимый вид графа не вызвали у императора ни малейшего подозрения. Но в отношении остальных, тех, кто был в заговоре, он приказал:
— Сейчас схватить их всех, заковать в цепи, посадить в крепость; в казематы, отправить в Сибирь на каторгу! — возопил Павел, быстро расхаживая по комнате.
— Ваше величество, — возразил Пален, — извольте прочесть этот список: тут ваша супруга, оба сына, обе невестки. Как можно взять их без особого повеления вашего величества?.. Взять всех под стражу и в заточение без явных улик и доказательств — это столь опасно, что можно взволновать всю Россию и не иметь потому верного средства спасти вашу особу.
Далее Пален лицемерно предложил императору ввериться ему и дать своеручный указ, по которому он мог бы исполнить повеление государя, когда сочтет удобным. Тогда-то и будут схвачены все заговорщики.
Павел поддался на обман и написал указ о заключении злоумышленников в крепость.
Но и сам он не собирался сидеть сложа руки и ждать, когда с ним расправятся. Вызвал в столицу преданных людей, в том числе прежде всего начальника верных ему войск А. А. Аракчеева и генерал-лейтенанта Ф. И. Линденера.
