Он без особой спешки собрал вещи, которые, по его мнению, могли пригодиться в тюрьме. А когда к особняку подкатила черная полицейская машина, Рено вышел навстречу…
В комнату, где сидели Антон Пих и Фердинанд Порше, вошли люди. Потребовали предъявить документы. И не вернули паспорта. Уехали, забрав Луи с собой.
«Кюбельваген» на полях сражений Второй мировой войны.
71. «Господин Порше, вы преступник»
Вскоре приехали и за ними. В армейской комендатуре их развели по разным камерам. С этого момента Ферри, Антон и Фердинанд друг друга не видели. И никто из них не мог даже предположить, увидятся ли они еще раз вообще…
Фердинанду Порше выделили отдельную камеру. Решетки на единственном окне не было. Ему принесли графин с водой и тарелку с яблоками. Порше ни к чему не притронулся. Он лег на застеленную солдатским одеялом кровать, закинул правую руку за голову и принялся разглядывать потолок. Со стороны казалось, что он о чем-то напряженно размышляет. Но мыслей не было. Фердинанд Порше просто смотрел в потолок.
Через час его вывели в коридор. Рядом с конвоиром с ноги на ногу переминался человек в штатском. Порше заложил руки за спину.
– Не надо, – смущенно проговорил человек в штатском.
– Я не арестован? – вскинул брови Порше.
– Не совсем…
Однако в кабинете коменданта (или какого-то другого высокого военного чина – Порше так и не понял, кто его допрашивал) ему сообщили, что он все-таки арестован.
– Вы опасный военный преступник, мсье Порше, – сказал сидевший за письменным столом пожилой следователь (или кто-то другой, но очень похожий на следователя). – Ваши танки убивали людей.
– Да? – безразлично произнес Порше. – В таком случае нужно судить всех конструкторов и производителей оружия. И наших, и ваших.
Порше получает фашистский орден.
72. Заключенный на французском заводе
Суд состоялся под самое Рождество 1945 года. Суть обвинения от Порше ускользала – он обвинялся в пособничестве нацистскому режиму и слабо возражал: мол, это сейчас режим, а тогда это было законно избранное народом правительство. Потом махнул рукой и замолчал.
В перерыве между заседаниями Порше спросил у адвоката, кто, собственно, выдвинул обвинения? «Правительство Франции» – слишком уж общо. И услышал в ответ, что министр юстиции. Лично.
Приговор оказался несколько неожиданным. Порше готовился к длительному тюремному заключению. Хотя не исключал и более жесткого наказания. Но его приговорили к двум годам принудительного труда в компании «Ситроен». Ферри получил 20 месяцев и был отправлен на завод «Рено»…
– Вы свободны, – сообщил судебный исполнитель, – но только в определенных границах.
– В каких именно? – поинтересовался Порше.
– Это вам сообщит ваш новый… опекун, – и кивнул в направлении смирно стоящего в сторонке мужчины средних лет.
Тот приблизился, протянул руку.
– Франсуа. Конструктор «Ситроена»… Я очень рад вас видеть, мсье Порше. Вы один из моих заочных учителей…
Порше был определен в советники главного конструктора. Жить ему предстояло в специальном общежитии, под охраной. Он мог перемещаться по территории завода. При необходимости ему разрешалось ненадолго выйти на улицу в кафе или в магазинчик, чтобы сделать необходимые покупки. Это и были те самые границы его нынешней свободы.
В этом «Ситроене» можно заметить «руку Порше».
73. Французский автомобиль Порше
От него не требовали невозможного. Только обычной работы рядового конструктора. Иногда – совета. Но выполненные им чертежи мгновенно исчезали в кабинете главного конструктора, а советы выслушивались с преувеличенным вниманием. Все понимали, кто это такой.
И относились к нему уважительно и даже бережно. Порше ни в чем не нуждался. Продукты и предметы первой необходимости ему предоставлялись за счет предприятия. Правда, он ничего и не просил.
Порше словно угас. Его ничто не интересовало. Предложенные ему свежие газеты он откладывал в сторону, даже не раскрывая. Приглашали на киносеанс, надеясь хоть чем-то развлечь старика. Но Фердинанд Порше вежливо отказывался. Ссылался на слабое зрение и упадок сил.
Все свободное время он лежал на кровати в своей комнате и все так же смотрел в потолок…
Но как же он работал!
Компания «Ситроен» готовила к выпуску давно уже сконструированную модель своего народного автомобиля – 2CV. Но что-то у разработчиков не ладилось. Машина выглядела слишком уж простой и даже убогой. И это при том, что в ней были применены революционные решения – уникальная независимая подвеска, передний привод, легкий кузов.
Французский народный автомобиль «Ситроен-2CV».
Порше, консультирующий конструкторов «Ситроена», взглянул на чертежи. Что-то немного подправил. И получилось то, что стало впоследствии культовым европейским автомобилем. Современники называли эту машину облегченным «Жуком». Машинка, действительно, очень похожа на творение Порше. И, надо полагать, не случайно.
После ареста и осуждения мужа, брата и отца Луиза Пих твердо решила – в лепешку разобьется, но родных освободит. Чего это ей стоило, можно лишь предполагать.
Она металась между Францией и Австрией, распродавая то немногое, что удалось припрятать от австрийских судебных исполнителей, нанимая адвокатов, пробиваясь на прием к французским чиновникам. В то же время она поддерживала видимость работы несуществующего бюро. «Мы закрылись?» – «Нет, мы просто взяли отпуск!» – отвечала она на скептические расспросы.
Легче всего далось освобождение мужа. Доказать причастность Антона Пиха к преступлениям нацистов было невозможно. Он не разрабатывал конструкции танков и моторов. Он лишь участвовал в работе независимого конструкторского бюро, обеспечивая его деятельность.
Пиха выпустили из тюрьмы первым. И он, разыскав Ферри, работавшего в то время над новой моделью для «Рено», и переговорив с ним, помчался в Италию. Там нашел возрождавшуюся из руин автомобильную компанию, которая остро нуждалась в хорошем проекте гоночного автомобиля. Представил исполнителя – того самого Фердинанда Порше (умолчав, впрочем, что это не сам великий старик). Заказ был получен и выполнен в рекордно короткие сроки. Итальянцы стали обладателями уникального концепта гоночной машины «Порше-360», построили ее и выиграли несколько гонок. В обмен на эту работу Ферри обрел свободу. И не только свободу, но и круглую сумму, которую он решил потратить на освобождение отца.