Я поспешил в штаб. Там застал Грядунова. Вместе со сводной ротой, сформированной из личного состава различных служб тыла, мы покинули Курессаре.
За рекой Насвой на сильно пересеченной лесистой местности отходящие подразделения вырыли окопы, установили пулеметы, орудия.
Здесь я повстречался с батарейцами Букоткина. Сам Букоткин в это время находился в госпитале. Вид у артиллеристов был далеко не боевой. Оказавшийся
[64]
тут же начальник артиллерии БОБРа Харламов обратился к бойцам:
— Вы что такие кислые? Герои Кюбассара — орлы, а вид у вас, как у мокрых куриц. Не годится.
— Кюбассар позади, — хмуро ответил кто-то.
— Но слава-то при вас, — заметил Харламов.
— Что слава! Нам бы пушки. А пушек-то нет, только винтовки. Сами знаете, наводчики у нас первоклассные.
— Что верно, то верно, — согласился Харламов. — Ну что ж, подумаем. Что-нибудь найдем. Таких боевых ребят без дела не оставим.
И хотя начальник артиллерии только пообещал что-то сделать, настроение у артиллеристов улучшилось.
Лица их прояснились, повеселели, и пошли они стройнее, увереннее.
На реке Насве мы задержали противника на несколько суток. Здесь, среди перелесков и по гребням невысоких пригорков, постепенно обозначился оборонительный рубеж. В создании его активное участие принимало местное население. Руководил работами инженер БОБРа майор Навагин. Рубеж оборудовался на скорую руку и большого препятствия для противника не представлял. Рассчитывали мы не на инженерные укрепления, а на узость фронта, плотность своего огня, а больше всего на патриотизм бойцов.
Атаки противника, как всегда, начались рано утром. Солнце взошло в серой пелене. Когда туман рассеялся, в небе появился фашистский разведчик. Он долго кружил над нашими позициями. За ним нагрянули «юнкерсы». Началась яростная бомбежка. Длилась она около часа. Наш передний край был буквально перепахан.
За бомбежкой последовал не менее яростный артиллерийский обстрел. Били и полевые батареи, и корабельные орудия. Батарея капитана Стебеля ничего не могла поделать с кораблями противника: они находились вне видимости наблюдателей.
День, обещавший с утра быть погожим, испортился. С запада нанесло тучи, зарядил мелкий частый дождик.
Ключников, вынесший на своих плечах всю тяжесть боев на Муху и у Ориссарской дамбы, измучен-
[65]
ный бессонными ночами и уставший до такой степени, что засыпал на ходу, попросил Пименова подменить его.
— Я сосну малость, Виктор Матвеевич. Погода скверная, и немцы, наверное, не полезут.
— Конечно, Николай Федорович. Да если и начнется, я тревожить вас не стану. Вам необходимо как следует выспаться, на вас лица нет.
— Нет, нет, только не это, — запротестовал Ключников. — Одному вам руководить боем будет тяжело. Так что убедительно прошу, разбудите, а то я и впрямь не проснусь. Действительно устал очень.
— Ну, хорошо, — согласился Пименов.
Ключников пригнулся и скрылся в блиндаже.
— Все равно не разбужу, — буркнул Пименов. — Пусть отоспится.
И тяжело вздохнул:
— Вот ведь дела какие, товарищ Павловский.
— Да, хуже не придумаешь. Силенок маловато, артиллерии — кот наплакал.
— Я не о том, вот о нем, — Пименов кивнул на дверь блиндажа. — Сколько забот свалили на одного Николая Федоровича. А он хоть и двужильный, но ведь всему есть предел. Охтинского потеряли; совсем худо станет, если…
Виктор Матвеевич не договорил.
К полудню дождь приутих, и гитлеровцы возобновили атаки. Ринулись вдоль шоссе, пустив вперед танкетки. Удар пришелся по остаткам 79-го стрелкового полка Ладеева. Сильный пулеметно-винтовочный огонь с нашей стороны заставил противника залечь. Артиллеристы Букоткина изловчились как-то подбить две танкетки, остальные развернулись и скрылись в ближайшем перелеске.
Приведя себя в порядок, немцы повторили атаку. И снова неудачно. Тут, как говорится, нашла коса на камень: гитлеровцы лезли опять и опять с упорством одержимых. Атака следовала за атакой. В промежутках между ними противник вел сильный минометно-артиллерийский обстрел наших позиций.
Так продолжалось до четырех часов дня. Потом натиск неприятеля стал ослабевать.
[66]
— Ну, кажись, выдохлись, — обрадовался Пименов. — Можно теперь и пообедать.
Боец принес два котелка, с кашей и щами.
— Старший политрук, присоединяйся, — предложил полковник и протянул мне ложку.
Каша чуть пригорела и пахла дымом. Мне показалось, что она чуть-чуть отдавала пороховой гарью.
— Ничего, так-то даже вкуснее, — смеялся Пименов. — Потом эту кашу еще вспоминать будем.
— Если уцелеем.
— Да, ленинградцы забыли, видно, про нас, — вдруг сказал полковник.
— Им тоже нелегко.
— Понимаю… Хорошо, хоть самолеты изредка присылают, боеприпасы подбрасывают и раненых вывозят. Как думаешь, Павловский, вспомнят, что мы есть на свете?
— Должны.
— И я так думаю, — Виктор Матвеевич задумался.
Прибежал связной:
— Товарищ полковник, немцы обошли Ладеева!
Пименов подскочил. От резкого движения котелок с остатками еды опрокинулся на землю.
— Как обошли! Каким образом?
— Должно быть, с левого фланга прорвались. Слышите?
На левом фланге действительно шла перестрелка. Пименов вызвал лейтенанта Г. Кабака и приказал:
— Соберите быстро сводную группу из моряков, артиллеристов, из остатков вот его, Павловского, истребительного отряда и ударьте по прорвавшимся немцам с тыла. Живее!
К счастью, инженерный батальон вовремя закрыл образовавшуюся брешь. Прорвавшийся противник, оказавшись отрезанным от своих, думал уже не о том, чтобы сбить с позиций подразделения 79-го стрелкового полка, а как самому вырваться из «мешка». Спастись удалось лишь немногим.
***
На третий день гитлеровцы прекратили атаки. С утра над нашими позициями появился «юнкерс», но вместо бомб на землю посыпались листовки. Я поднял
[67]
одну из них. На клочке бумаги размером с тетрадочный лист — изображение занятой фашистами Эстонии, полуокруженного Ленинграда и полуострова Сырве, помеченного пятиконечной звездой.
Рисунок не нуждался в пояснениях. Ниже следовало обращение гитлеровского командования к моонзундцам. Льстиво называя нас героями, захватчики предлагали сдаться в плен, так как дальнейшее сопротивление якобы бесполезно.
Ключников, тоже разглядывавший листовку, иронически сказал:
— У этих аккуратистов все по теории. Окружены, — значит, сдавайтесь на милость победителя. Держи карман шире — так мы и разбежимся к вам. Ждите!
