Все оказывается свалено в одну кучу: «вездесущие жиды», «предательство» царя православным народом, искупление грехов этого самого народа великим царем. Спрашивается, какие грехи русских людей искупил Николай И, если на них и на их предках продолжает пребывать проклятие отречения, совершенного всем народом в 1917 году?! Все, кроме греха отречения от него самого как помазанника? А ведь догмат об искуплении грехов всего мира крестной смертью Иисуса Христа является в православном вероучении одним из важнейших! Но даже если согласиться с тем, что царь «искупил» грехи русского народа, то остается вопрос о том, как быть с «ритуальной» версией. Следуя ей, необходимо признать «виновными» в убийстве Николая II «злобных иноверцев», а православных — жертвой собственного неведения, наивности, помрачения или чего-нибудь еще, что привело к «нарушению» (по логике «царебожников») клятвы 1613 года на верность династии Романовых! Наказывать грядущие «нераскаявшиеся» поколения за неведение и помрачение абсурдно (тем более что покаяние всегда индивидуально, человек спасает прежде всего свою собственную душу, даже полагая ее «за други своя»). Однако мифологическое мышление невосприимчиво к таким «нюансам».
Еще до официального прославления царской семьи (о чем речь впереди) в среде почитателей последнего самодержца получили распространение «Житие и акафист Святому Благоверному Царю и Великомученику Николаю Второму» — результат православного «народного творчества», — в которых были следующие слова: «Аггелов Творец посла Тя Земли Российстей, яко аггела незлобия и вразумления к народу Твоему, Тя бо избра по образу Сына Своего Единороднаго в жертву искупления за грехи людския. Мы же, дивишеся таковому о Тебе промышлению Вседержителя, покаянно зовем Tu: Радуйся, Христу уподобление. Радуйся, жертво всесожжения. Радуйся, российских царей украшение. <…> Радуйся, за Русскую Землю жертво умильная» и т. д. И хотя в среде неуемных почитателей царя подобные опусы пользовались признанием, вплоть до официального акта канонизации они широко распространяться не могли.
Вот в такой непростой обстановке священноначалие Русской православной церкви приступило к обсуждению вопроса о церковном почитании Николая II и его близких. В 1996 году Синодальной комиссией РПЦ по канонизации святых был подготовлен сборник материалов, связанных с вопросом о канонизации царской семьи. Сборник появился не случайно, — ведь еще весной 1992 года Архиерейский собор поручил Синодальной комиссии исследовать материалы об убийстве последнего самодержца. Тогда же решили приступить к исследованию исторического, нравственного и религиозного аспектов его царствования. В итоге церковные ученые и богословы подготовили необходимые справки — об отношении Церкви к страстотерпчеству, о православном взгляде на государственную деятельность Николая II и его церковную политику, о событиях 9 января 1905 года, отношениях царской семьи и Г. Распутина, о последних днях царя и его близких. Так как Николая II предполагалось канонизировать в чине страстотерпца, то последний раздел (о периоде его заключения под стражей) рассматривался более подробно, чем остальные.
Синодальная комиссия стремилась доказать, что Николай II в строгом смысле слова не являлся мучеником за Христа, а безвинно принял насильственную смерть от рук «противников», попавших «в сети диавола, который уловил их в свою волю» (2 Тим. 2:25–26). Составители справок, в отличие от Е. Е. Алферьева, не преследовали цель во что бы то ни стало представить царя «идеальным» правителем государства. Так, описывая события 9 января 1905 года, они признали, что определенная доля ответственности за пролитую кровь «может быть возложена на Государя как с исторической, так и с нравственной точек зрения», а по поводу сибирского «старца» отметили, что Николай II «оказался не в состоянии противостоять воле Императрицы, истерзанной отчаянием из-за болезни сына и находившейся в связи с этим под зловещим влиянием Распутина, — добавив с пафосом, — как дорого пришлось впоследствии заплатить всей семье за это!».
Честно рассмотрев основные вехи жизни и правления последнего самодержца, Синодальная комиссия акцентировала внимание на страданиях царской семьи в последние дни ее земного существования, подчеркнув, что за ними «мы видим всепобеждающий зло свет Христовой истины, который был явлен в их мученической кончине»[133]. Как видим, священноначалие Русской православной церкви при рассмотрении вопроса о канонизации царской семьи попыталось избежать тех крайностей, на которые ее толкали неуемные почитатели «царя-искупителя». Смерть Николая II назвали политическим убийством, тем самым избежав разговора о религиозной его «подкладке». Сама канонизация тогда проведена не была — ее планировали осуществить некоторое время спустя на церковном Соборе.
Подобный подход не умиротворил и не остановил как сторонников, так и противников причисления Николая II к лику святых. Почитатели «искупительного подвига» царя продолжали и далее говорить о нем в прежнем духе, подчеркивая «духоносность» Григория Распутина и популяризируя «ритуальную» версию екатеринбургского убийства. К примеру, за год до канонизации царской семьи уже упоминавшаяся Т. Л. Миронова утверждала, что Распутин духовно сопутствовал царю в его служении помазанника Божьего, что через поношение имени царского «Друга» предавалось поношению и имя венценосца, что «Друг» пал жертвой организованной клеветы, закончившейся его ритуальным убийством, и, наконец, что прогнать царя можно только вместе с Богом, благодатно на нем пребывающим.
Нельзя сказать, что подобные призывы игнорировались церковной публицистикой. О «царе-искупителе» и ереси «царебожия» неоднократно писал консервативный церковный журнал «Благодатный огонь». В мае 2000 года священник Петр Андриевский, разбирая богословские новаторства «царебожников», назвал Т. Л. Миронову самозваным историком Церкви, чьи мнения граничат с кощунством. Но ни госпожу Миронову, ни ее единомышленников это не остановило: у них были свое видение истины, своя шкала ценностей, свое объяснение идеи искупления.
Взгляд на царя как на первого в сонме христиан, «за Христа пострадавших» в период большевистских антирелигиозных гонений, был свойствен не только «царебожникам», но и тем православным, кто не говорил об «искуплении» и «наследственном грехе» народа. Известный московский священник — отец Александр Шаргунов в 1990-е годы активно выступал в поддержку идеи сопричисления царя к лику святых. По его мнению, свержение и убийство Николая II («первомученика в Церкви новомучеников») вызвало и другие убийства — православных священников и мирян. «Подвиг мученичества, святости, — указывал отец Александр в работе „О значении канонизации царственных мучеников“, — заключается в полном отвержении себя, в совершенном предании себя воле Божией. Вот тайна отречения от престола последнего святого Царя, которое постоянно ставят ему в вину: для него не было разницы между долгом христианина, исполняющего заповеди Божии, и долгом Государя».
