Юний, председатель суда в деле Оппианика, так называемом «Юниевом суде» — 182, 184, 190, 195
Юний Брут, Люций, первый римский консул, освободитель Рима, изгнавший царей (VI–V вв.) — 27, 397, 458, 470, 475
Юний Брут, Марк, римский юрист II в. — 26, 27
Юний Брут, Марк, убийца Цезаря -260, 262, 286, 369, 395, 416, 421, 422, 434, 463–483, 485, 488–497, 510
Юний Брут Альбин, Децим, офицер Цезаря — 360, 477, 481, 495
Юний Брут Ябедник, Марк, сын юриста Брута, обвинитель — 26, 27
Юний Силан, Децим, консул 62 г., отчим Брута, убийцы Цезаря — 249-254
Юния Терция, сестра Брута, убийцы Цезаря — 470
См. список основных источников и сокращений в конце книги.
Все даты, кроме специально оговоренных, приводятся до н. э.
Аристократ Лутаций Катул не имел ничего общего с поэтом Катуллом, упомянутым немного раньше.
У римлян считалось неприличным, чтобы два взрослых человека, хотя бы отец и сын, мылись вместе в бане.
По-латыни звучит аллитеративно и напоминает каламбур: «Lacerat lacertum Lorgi mordax Memmius».
Созвездие.
Катул — по-латыни «щенок», Скавр — «косолапый». Оба принадлежали к знатнейшим римским фамилиям.
Официальное название сенаторов.
По-латыни игра слов: coelum et сое num.
Сторонник и «соправитель» Мария.
Игра слов: по-латыни прощать — ignoscere, понимать — cognoscere.
Председатель суда.
Цицерон обращается к брату.
Платон приобрел большой парк, посвященный герою Академу, и там открыл школу. Отсюда слово Академия. Это не здание, а скорее сад с тенистыми аллеями.
Немного более километра.
Эпикур учил в садах. Отсюда и сама школа его получила название Сады.
В свое время мы подробно остановимся на этих письмах.
Эти слова в подлиннике написаны по-гречески.
Это ласкательная форма от имени Туллия.
Титом звали Аттика.
Это слово в подлиннике написано по-гречески. Цицерон считает, что «верность» — fides, — и слово «исполнять, делать» — fieri, — имеют один корень.
Получивший свободу раб входил в род своего бывшего господина. Поэтому он получал его первое и второе имя (ргаепотеп и потеп), а его прежнее личное имя прибавлялось в качестве третьего.
Так назывался в Риме управляющий имением.
Разумеется, нашего героя.
Пусть читателя не удивляет экспансивно-страстная нежность римских писем. Мы должны помнить, что писали их южане, гораздо более горячий народ, чем мы. Катулл пылко любил своих друзей. Узнав, что один из них вернулся с чужбины, он восклицает:
Мой Вераний, мой друг!..
Ты под кровлю родную возвратился…
Возвратился! О радостные вести!
Я увижу тебя, рассказ услышу…
…………………………………….И шею
Обниму, и глаза твои, и губы поцелую.
Катулл относился к друзьям, как Пушкин. Но Пушкин не стал бы говорить, что покроет поцелуями Вяземского или Жуковского.
Цицерон, например, передает, что один рассеянный оратор начисто забыл все, что должен был сказать, и в смущении молчал. У него в руках не было даже набросков, как у наших современников, поэтому он не мог произнести ни слова (Brut., 217).
Так назвал их Аристофан.
Это отношение перешло в Европу. Известно, что до недавнего времени актеров презирали. Даже Мольера, величайшего драматурга Франции, запретили хоронить на освященной земле, так как он сам играл в своих пьесах.
Этот Росций тезка, но не родственник Росцию Америнскому, одному из первых клиентов Цицерона.
У алтаря находили приют все несчастные, все преступники — у алтаря человек был неприкосновенен.
Игры — публичные зрелища, устраиваемые для народа обыкновенно магистратом. Были сценические игры, цирковые игры, гладиаторские игры.
Это первое известное дело Цицерона. Вел его он на несколько месяцев раньше защиты Росция Америнского.
Дошла только речь в защиту Росция, о которой мы говорили ранее.
Во всех случаях, когда Цицерон говорит «судья» или «судьи», он подразумевает только присяжных. Этот термин я везде в его речах оставляю. Но сама часто называю их более привычным для нас словом присяжные.
Это сказано было по-гречески и звучало аллитеративно — amusos, anaphroditos, aprosdionisos. Последний эпитет, — чуждый Дионису, — означает презрение не к вину, а к сцене, покровителем которой издревле считался бог Дионис.
В исключительной степени (фр.).
Профессиональной зависти (фр.).
Цицерон, как помнит читатель, был квестором в Лилибее.
Этот рассказ иногда приводят как иллюстрацию великого самомнения Цицерона — он, видите ли, воображал, что весь Рим следит за ним с восторгом! При этом все забывают, что анекдот этот мы знаем не от врагов оратора, не от завистников и насмешников, а от него самого. Показывает он, на мой взгляд, другое: замечательное умение Цицерона посмеяться над собой.
