Ознакомительная версия.
Но, являясь завершением славного прошлого Саратовского Поволжья, открытие в нём университета рождает надежды и упования на ещё более славное будущее. Отныне близок будет живой источник, который должен напоить жаждущих высшей науки и просвещения в крае. Отныне культ знания, культ просвещения будет получать мощную и близкую поддержку в открывающейся академии и Саратов ещё успешнее станет выполнять свою великую историческую миссию в разноплеменном Поволжье» (цит. по: Чуевский И. А. Торжество открытия Императорского Николаевского Университета… Прил. С. 68–69).
Говоря о позиции первосвященника местной епархии по данному вопросу, М. В. Казанский подчёркивал: «…еп[ископ] Гермоген не разрешил не только своему духовенству быть в театре на торжестве, но даже и депутату от духовенства – члену Гос[ударствен]ной Думы, священнику Лебедеву, воспрещено было быть в театре для прочтения привезённого им приветственного адреса» (Казанский М. В. Указ. соч. С. 12).
От человека, имевшего в обществе незавидную репутацию гонителя прогрессивной мысли (эта характерная черта личности Гермогена особенно ярко проявилась в годы первой российской революции, когда им были основаны, по сути дела, черносотенные газеты: «Православный россиянин» и «Братский листок») многие из присутствовавших на празднике открытия Саратовского университета действительно ожидали услышать нечто сенсационное, однако «еп[ископ] Гермоген разочаровал корректностью своей речи…» (Казанский М. В. Указ. соч. С. 8). Впрочем, для этого имелись веские основания: как-никак, а Владыка был «птенцом гнезда университетского» – он окончил три факультета Новороссийского университета, а затем Санкт-Петербургскую духовную академию.
По свидетельству А. И. Александрова, «архипастырь говорил о том, какие цели и задачи должен преследовать новый светоч науки. Открываемый ун[иверсите]т, поучая науке, должен воспитывать в молодых питомцах-студентах чувство гражданского долга, любви к родине, – но из него должны выходить в жизнь и верующие христиане. […] Основные свойства истинного учёного, говорил владыка, скромность, самоотречение, преданность светлым началам добра и истины – есть вместе с тем и основные свойства истинно-верующего христианина» (Александров А. И. Открытие Императорского Николаевского университета в г. Саратове и 100-летний юбилей С.-Петербургской Духовной Академии // Учён. зап. Казан. ун-та. Год LXXVII. Кн. III. Март. Казань, 1910. С. 6–7).
В сопроводительном письме от 6 февраля 1910 года, адресованном главному библиотекарю университета Ивану Антоновичу Буссе (1856–1934), отмечалось: «Совет университета, согласно постановлению своему, 6 декабря 1909 года состоявшемуся, при сём препровождает Вам, милостивый государь, для хранения при библиотеке „163“ адреса и „669“ приветствий, поднесённых Императорскому Николаевскому Университету в день торжественного его открытия – 6 декабря 1909 года и поименованных в приложенной при сём особой описи» (ГАСО, ф. 393, оп, 1, д. 51, л. 6).
В телеграмме П. Н. Лебедева говорилось: «Приветствую нарождающийся Физический институт.
Желаю ему расти большим, иметь силы, много успешно работать». Подлинник телеграммы ныне хранится на кафедре общей физики Саратовского университета.
После подведения в январе 1910 года окончательных итогов городская управа подсчитала, что на участие в торжественных мероприятиях по случаю открытия Саратовского университета ею было израсходовано 5500 рублей. Из них для обеда 182-х приглашённых в городскую думу гостей – 2519 рублей, а для обеда 1300 человек бедных – 483 рубля (по другим данным – 540 рублей) (см.: Петров Б., Гапоненков А. «Он всё время стремится в Саратов…»: Саратовские страницы биографии Михаила Булгакова // Волга. 1990. № 5. С. 103; Саратовский вестник. 1909. 6 декабря).
В 1909–1918 годах должность секретаря Совета и Правления Саратовского университета занимал Сергей Ильич Купцов (1868—не ранее 1929).
Текст «Кантаты» (слова М. Я. Горделя, музыка С. К. Экснера):
День этот славный, как знамя победное,
Дорог и памятен будет всегда;
День этот – светоч, едва загоревшийся,
Над колыбелью священной труда.
Мирный и благостный, – пусть разгорается
Пламенем ярким забрезживший свет,
Свет исцеляющий, свет примиряющий
В мире страданий, печали и бед.
Жаждущим знаний, в потёмках блуждающим
Он озаряет дорогу кругом…
Всем, охраняющим пламя священное,
В день этот радостный славу поём.
В настоящее время этот документ хранится в Коллекции В. А. Соломонова.
О профессорском гонораре в Саратовском университете можно судить по представленной проректором 23 октября 1909 года справке. В ней отмечалось: «…до настоящего времени поступило гонорарной платы за истекший семестр 1909 года от 52 студентов и 10-ти вольнослушателей – 1116 руб[лей], которые распределяются в следующем порядке: проф[ессор] Н. Г. Стадницкий… 679 р[ублей], И. А. Чуевский…93 р[убля], В. Д. Зёрнов…232 р[убля] 50 к[опеек], В. В. Вормс…139 р[ублей] 50 к[опеек], А. Я. Гордягин… 139 р[ублей] 50 к[опеек], Б. И. Бируков…232 р[убля] 50 к[опеек]» (ГАСО, ф. 393, оп. 1, д. 106, л. 4).
Вера Николаевна Краснопевцева [урождённая Зёрнова] умерла 6 мая 1909 года.
Международный конгресс по радиологии и электричеству в Брюсселе проходил с 13 по 15 сентября 1910 года.
«Под крышами Парижа» («Sous kes toits de Paris», 1930) – первый звуковой фильм французского режиссёра Рене Клера (1898–1981), в котором широко использовались музыкальные лейтмотивы и крайне сдержанно возможности звучащего слова.
Лувр (фр. Louvre) – первоначально королевский дворец в Париже; возведён на месте старого замка в XVI–XIX веках; с 1791 года – художественный музей, одно из богатейших хранилищ древнеегипетского, античного и западноевропейского искусства.
Речь идёт о трилогии Д. С. Мережковского «Христос и Антихрист» (1895–1905).
«Фея кукол» («Die Puppenfee») – одноактный балет Й. Байера (1888); российская премьера состоялась 20 февраля 1897 года на сцене Большого театра; балетмейстер И. Мендес, художник-декоратор К. Ф. Вальц, дирижёр С. Я. Рябов. Исполнительница главной роли – А. А. Джури.
Пьер Кюри трагически погиб 19 апреля 1906 года. События, приведшие к смерти выдающегося французского физика, в книге его младшей дочери, Евы Кюри, предстают в несколько ином, чем у В. Д. Зёрнова ракурсе. Вспоминая об этом происшествии, она писала: «Пьер намеревался пересечь мостовую и добраться до тротуара на другой стороне улицы. Со свойственной рассеянным людям неожиданностью движений он вдруг выходит из-за фиакра, который загораживает ему горизонт своим четырехугольным ящиком, делает несколько шагов влево и наталкивается на одну из лошадей грузовой фуры, пересекающей в эту секунду путь фиакру. Пространство между двумя экипажами сокращается с головокружительной быстротой. Пьер, застигнутый врасплох, делает неуклюжую попытку повиснуть на груди у лошади; лошадь поднимается на дабы, подошвы учёного скользят по мокрой мостовой. Крик двадцати голосов сливается в один вопль ужаса…
Ознакомительная версия.
