25 октября Аденауэр отбыл в Канденаббию. На следующий день стало известно, что переутверждение Шредера в его прежней должности прошло без всяких осложнений. Аденауэр заранее предвидел этот исход; провожавшим его на боннском вокзале Кроне и Глобке он заявил, что с него хватит и он на предстоящих в марте 1966 года выборах председателя ХДС не намерен снова выставлять свою кандидатуру. Горечь расставания с политикой скрашивал успех первого тома его мемуаров. И впрямь, поступивший две недели назад в магазины продукт его творчества раскупался вполне прилично. Финансовый успех стал компенсацией за политический проигрыш.
Оставалось, пожалуй, лишь одно актуальное политическое направление, по которому он продолжал действовать. В августе 1965 года Соединенные Штаты после длительных дискуссий с Советами внесли на повестку дня международной дипломатии проект договора о нераспространении ядерного оружия. Смысл его был ясен. Согласно статье 1-й проекта, государство — участник этого договора брало на себя обязательство отказывать в помощи государству, не обладающему ядерным оружием, в любых попытках последнего организовать производство такого оружия. Принятие этого договора международным сообществом означало конец амбициям Аденауэра на обретение для Германии статуса державы первого ранга путем ее приобщения — прямым или косвенным образом — к ядерному арсеналу. Еще в сентябре, в ходе избирательной кампании, он развернул яростную пропаганду против договора о нераспространении ядерного оружия, характеризуя его как акт предательства со стороны союзников и как предвестник конца НАТО. Он продолжил кампанию и после выборов, выступая с пламенными речами, рассылая но редакциям письма протеста и т.д. Но никто его уже не слушал. Интерес к нему как к политику был утрачен отныне раз и навсегда.
5 января 1966 Аденауэр отпраздновал свое девяностолетие. Общественные и частные мероприятия по этому поводу длились два дня. Первый день — поток депутаций со всей Западной Германии с обычным ассортиментом подарков юбиляру. На второй день была отслужена торжественная месса, на которую пришли все близкие, затем последовал грандиозный прием в здании бундестага, на котором присутствовало свыше тысячи гостей, затем — ужин у президента Любке и торжественный парад в Хофгартене. Была уже почти полночь, когда Аденауэр и Любке появились вдвоем на балконе здания Боннского университета, чтобы приветствовать огромную толпу, собравшуюся внизу в надежде увидеть патриарха.
Казалось, достигнув столь почтенного возраста, наш герой должен был потерять вкус и интерес к политическому интриганству. Но нет, он ввязался еще в одно, последнее и притом кончившееся неудачей предприятие: попытался воспрепятствовать избранию Эрхарда на освобождающийся пост председателя ХДС и протолкнуть на него своего нового фаворита — упоминавшегося выше Райнера Барцеля. Эта затея была с самого начала обречена на провал: все знали, что Барцель — это человек Аденауэра и что его амбиции не ограничиваются рамками ведения организационной работы в собственной партии; у него было немало соперников из молодой поросли ХДС (в их число входил и тогдашний министр-президент Рейнланд-Пфальца, будущий канцлер Гельмут Коль); наконец, Барцель сам перечеркнул остававшиеся шансы на свое избрание, в самый решающий момент, в феврале 1966 года, уехав кататься на лыжах.
Выборы не принесли неожиданностей; председателем партии был избран Эрхард, Барцель — его заместителем.
Через два дня после этого, 25 марта 1966 года, Аденауэр вновь отправился на виллу «Коллина». Он был явно расстроен, его нервы требовали покоя, который мог принести с собой теплый весенний воздух озера Комо. Именно тогда известный австрийский художник Оскар Кокошка создал его портрет, который впоследствии был вывешен в здании бундестага. Оба старца хорошо поладили друг с другом. Потянулись долгие дни, заполненные сеансами позирования и дружескими разговорами на самые разные темы. К Аденауэру вернулся душевный покой. Так прошло два месяца.
После Канденаббии — еще два последних в жизни зарубежных визита. Первый — в Израиль. Официальное приглашение израильского правительства организовал бывший премьер и старый знакомый Аденауэра Давид Бен-Гурион. Визит был трудным, но в целом успешным. Аденауэр, как и следовало ожидать, сумел соблюсти все нормы политической корректности. По прибытии в аэропорт Лод он заявил, что «это один из самых торжественных и чудесных дней в моей жизни», добавив, что, будучи впервые избранным канцлером ФРГ, «не смел и надеяться, что когда-либо получит приглашение посетить Израиль». Разумеется, были и антинемецкие демонстрации, был и акт намеренного неуважения со стороны преемника Бен-Гуриона — тогдашнего премьера Леви Эшкола, который без объяснения причин отказался прийти на устроенный в честь гостя прием. Аденауэр побывал в западном секторе Иерусалима, на горе Табор, в Назарете и даже в киббуце, где жил сам Бен-Гурион. Правда, он не мог удержаться — иначе это был бы не Аденауэр — от поучений по адресу местных политиков. Рано или поздно, заявил он, им придется научиться ладить со своими соседями; «вы не сможете вечно обходиться одной военной силой» — таков был его последний совет-предупреждение.
По возвращении его ожидали три занятия: мемуары (госпожа Попинга не ослабляла свою железную хватку), дети и внуки и, наконец, «бочча», постоянным партнером в которой для него стал сын Пауль, живший теперь постоянно в Рендорфе. Он без особого интереса следил за ходом избирательной кампании по выборам ландтага земли Северный Рейн-Вестфалия, закончившейся, кстати сказать, катастрофическим поражением ХДС. В ноябре 1966 года рухнул кабинет Эрхарда, было образовано правительство «большой коалиции», канцлером стал Курт-Георг Кизингер, а министром иностранных дел — не кто иной, как Вилли Брандт. Все эти события прошли без участия нашего героя, которого в эти бурные недели политического кризиса республики больше всего, пожалуй, интересовало нечто не имевшее никакого отношения к политике, а именно: как расходится второй том его мемуаров, который появился на прилавках магазинов 27 октября.
Судя по всему, он понял, что пришло время смириться с неизбежным. Большая жизнь страны и мира отныне шла мимо него. Он стал проводить больше времени, просто сидя на скамеечке в своем саду — особенно в предвечерние часы, когда солнце медленно спускалось за хребты Эйфеля но ту сторону Рейна. Самую большую радость ему доставляли внуки, прогулки по саду, ежедневный осмотр розария. Как будто вновь вернулся тот добродушный старичок, каким он был в годы Второй мировой войны, мягкий, даже нежный, — яркий контраст с образом жесткого и не стесняющегося в средствах политического волка, каким он запомнился всем, кто его знал в расцвете карьеры. Он стал проводить больше времени и на своей любимой вилле «Коллина» в Канденаббии: в том же 1966 году его осенний отдых там длился с 5 сентября по 12 октября.
