Ознакомительная версия.
А кругом такая прелесть: леса только что оделись листвою, кругом цветы, плывет весенняя теплота… Я много говорю с ребятами, как теперь это принято и необходимо, говорю и на политические темы; они уже ко мне привыкли, им льстит, что с ними запросто говорит их «ученый» начальник дивизии, и они дарят мне свое полное внимание. Двое из них подносят мне по маленькому букету цветов, преимущественно дикой яблони, и они украшают сейчас верхи моих настольных букетов. Мы приходим к единодушному выводу, что на Руси и сложно, и незаконченно, но в природе красиво и обаятельно. «Этой ночью, на заре, – говорят мне они, – когда усилилась перестрелка, соловьи подняли такой оглушительный треск, как будто хотели перекричать наши и вражеские орудия». Я это и сам раньше наблюдал: стрельба страшно горячит соловьев, и они тогда заливаются еще громче, еще озорнее.
Мои лошади сейчас не в особом порядке – некоторое время была недостача в фураже, и Галя, напр[имер], страшно исхудала, корму нет, а ее господин тянет ее вовсю. Герой и Ужок немного подались, но немного. Теперь с фуражом стало лучше, да и на полях трава выросла достаточная, чтобы лошадь могла набить себе брюхо.
В письме от 18.IV ты бегло упоминаешь, что не успела получить деньги, а в открытке 21.IV ты только упоминаешь о своем участии в манифестациях, так что я и не знаю, о каких деньгах ты говорила – о тех ли 700 руб., которые я тебе послал, или о каких-либо других… Ты не забудь повторить об этом в нескольких письмах, так как посылка денег теперь – операция по меньшей мере медлительная, а в худшем случае – и не совсем надежная. Много рассказывают интересного о вновь сформированных частях, напр[имер], о легионе твоих «друзей». В него входили 216 кадровых унтер-офицеров и 2 т[ысячи] «добровольцев, решившихся защищать свободную Россию». Поезд из Киева тронулся, украшенный флагами, при криках «ура» и общем энтузиазме. Как уменьшался на пути легион, не уследили, но на станции Ермолинцы, чтобы донести точно Брусилову, произвели подсчет; доехало 216 унт[ер]-офицеров и 18… добровольцев. О начале ты, вероятно, прочитала в газетах… не вздумай искать описание конца.
Давай, золотая, твои губки и глазки и наших малых, я вас обниму, расцелую и благословлю. Ваш отец и муж Андрей.
Целуй Алешу и Нюню. А.
2 мая 1917 г.Дорогая моя женушка!
Сегодня утром ездил верст за 9 к Алексею Ефимовичу Терехову, который командует полком и располагается рядом со мною. Он как-то был у нас в Петрограде. Когда я командовал батальоном в 3-м Финл[яндском] полку, он у меня командовал 4-й ротой, тогда я приютил его у себя, так как к нему, как в те времена подверженному запою, относились придирчиво и строго. Он был очень мне рад, и мы с ним среди текущих дел обсудили и прошлое – вспомнили, проверили свои прежние взгляды и задумчиво покачали головами. Многие из наших общих знакомых оказались не в силах вынести тяжести боя и ушли под тем или другим предлогом, и некоторые из этих в свое мирное время считались орлами; один – большой картежник – оказывается, торговал своею супругой, и что мудреного, что такой человек с места же не пошел на войну… может быть, он теперь там кричит где-либо, бессовестно утилизируя не им созданный подъем… а люди простые и в душе гордые пошли на войну, некоторые уже легли костьми, а другие и сейчас делают свое дело. Я у него не мог пробыть долго, так как оставить надолго дивизию я не мог, но те немногие минуты, которые провел, были теплы и приятны; Ал[ексей] Еф[имович] – человек простой, не особенно складный, беспафосный, все у него просто и прозрачно, как в родниковой воде: смотри сам, и что видишь на дне – то и есть там на самом деле.
День выпал для моей поездки благодатный (я мог ехать в одном френче), и, захватив с собою трех казаков, я то рысью, то шагом проезжал холмы и долины, любуясь картинами молодой весны и лесов, подернутых молоком цветения. С дороги я чуть не вернулся, так как противник стал гвоздить по моей артиллерии и по моим резервам; думалось, не собирается ли он что-либо предпринять, но решил продолжать путь, а враг успокоился. Моя работа по воспитанию моего больного ребенка сложна, трудна и кропотлива; никогда прежде мне не пришлось применять и столько политики, и столько пафоса, и столько личного примера, – и как глубоко я буду удовлетворен, если я достигну своей благой цели и из моего детища сделаю прочное и честное боевое орудие. Я так суеверен, что даже пред моей драгоценной женушкой я боюсь похвастать, но мне кажется, что плоды уже есть… эти два скромных букета, поднесенные мне позавчера, я считаю двумя фонарями, указывающими мне дорогу успеха…
От тебя телеграмм о твоем выезде, проезде и приезде еще нет, они придут разве еще дня через три, так как последнюю десятую долю пути телеграммы у нас везут на волах. В приказе армии и флоту от 11 марта сего года «за отличия в делах против неприятеля» я награжден Св. Анной 1-й степени с мечами, т. е. получил за время войны седьмую награду; получил орден как начальник штаба 12-й пех[отной] дивизии, в то время как я уже успел 2,5 месяца побывать начальником штаба корпуса, а теперь дня через два будет уже месяц, как я – начальник дивизии… очевидно, я бегу так быстро, что приказ армии и флоту никак не может за мной угнаться. Значит, в нем еще будет упоминание, что г[енерал]-м[айор] Андрей Сн[есарев] назначается начальником штаба 12-го корп[уса], а потом, что тот же Андрей назначается начальником 159-й дивизии, – а когда это будет, Андрей будет уже, поди, командиром корпуса. Весть о Св. Анне я принял уже совсем равнодушно: потому ли, что давно знал о ней и видел в этом лишь выполнение формальности, потому ли, что в народной армии награды вообще теряют свою соль, не знаю, но своим помощникам я даже забыл сказать; да и из Главного штаба ни слова нам не сказали о получении награды. А подвиг-то мой, за что я получил, был достаточно красочен, и я помню его очень живо – как я ходил по почти отсутствующим окопам, как поворачивал назад нервно отхлынувшие и побежавшие почти батальоны… Это было 12 июня, в разгар лета. Относительно моих двух наград – итальянской и Георгия – пока еще сведений нет. Как будто последний был рассмотрен, но каков результат – не знаю.
Относительно того, получила ли ты посланные мною 700 руб. или нет, сведений нет… вероятно, ты их не получила, так как иначе ты написала бы мне в трех рядовых письмах, как мы с тобой об этом единодушно согласились. Я подожду немного какого-либо из твоих запоздалых писем, а затем напишу заявление петрогр[адско]му почт-директору и пригрожу ему агитировать против него, чтобы он был удален и заменен другим, при котором мои 700 руб. не будут пропадать.
Ознакомительная версия.
