Ознакомительная версия.
Заимствуя концепцию тотального социального явления, Гурвич трактует ее более широко, чем Мосс, включая в нее, наряду с организованными проявлениями социального взаимодействия, спонтанные структурные элементы социальной действительности, так что тотальные социальные феномены образуют наиболее общую категорию для характеристики социального как такового, являются «очагами вулканического кипения… резервуарами жизненной силы коллективных действий и усилий»[411]. Тотальные социальные явления рассматриваются не только как единство социального действия, социальных фактов и процессов (точка зрения М. Мосса), но и одновременно как сознание, познающее такое единство. Гурвич также не соглашается с трактовкой Моссом тотальных социальных явлений как свойств исключительно глобальных обществ и указывает на их присутствие на всех уровнях социальной действительности[412]. В категории «тотального социального явления» Гурвич видел методологическую основу для изучения всего общества, начиная от малых социальных групп, или элементарных форм социабельности, которые также рассматривались мыслителем как тотальные социальные явления[413]. Вот как он характеризует эту концепцию Мосса в письме немецкому социологу Рене Кёнигу: «Формулирование Моссом концепции тотальных социальных явлений, которая составляла основное содержание наших бесед с ним, характеризуется, с одной стороны, прагматической научной ориентацией, с другой стороны, реакцией против номиналистской концепции Макса Вебера и, наконец, поддержкой главенствующей роли дуумвирата социологии и истории по отношению к частным социальным наукам. Я убедил Мосса в необходимости разделения частичных тотальных социальных явлений и глобальных тотальных социальных явлений, поскольку он согласился с предложенным мною делением на микросоциологию, социологию социальных групп и классов, социологию глобальных обществ – каждый из этих уровней находится во взаимосвязи с остальными. С чем он не соглашался, так это с применением диалектического метода для изучения тотальных социальных явлений, поскольку он, так же как и Вы, не знал другой диалектики, кроме диалектики Гегеля»[414].
Этот интересный аспект для пересмотра концепции Мосса Гурвич представлял как проект идеал-реалистической парадигмы социального знания. Кульминационной точкой развития такой парадигмы в плане правового учения послужила защита в Сорбонне в 1932 г. двух докторских диссертаций о социальном праве: «Идея социального права» и «Идея социального права и современность»; защита последнего исследования (хабилитация) позволяет Гурвичу претендовать на статус профессора во французских университетах. После защиты он получает возможность преподавать в университетах Лиона, Бордо и, наконец, в 1935 г. – в Страсбургском университете, на должности, закрепленной за Марселем Моссом. В Страсбурге мыслитель остается до 1940 г., занимая одновременно пост секретаря Института философии и социологии права. В 1940 г. в связи с военными событиями и антисемитской политикой правительства Виши во Франции Гурвич по приглашению Новой школы социальных исследований эмигрирует в США.
Названные выше диссертации о социальном праве принесли мыслителю известность в философско-правовых кругах Франции[415] – на оригинальность этой теории, равно как и на ее глубокую научную проработанность, указывали практически все критики[416]. И хотя «наброски учения о социальном праве» Гурвич сформулировал еще в России, полностью развить их и конкретизировать он смог только во Франции. Немалое значение в этом смысле имело и более подробное знакомство Гурвича с идеями таких известных французских правоведов, как Р. Салейль, Ф. Жени, Л. Дюги, Э. Леви, М. Ориу.
Влияния французской социальной мысли на интеллектуальное формирование Гурвича не ограничиваются вышеперечисленными концепциями, можно констатировать и ряд второстепенных влияний – например, философско-правовой концепции Ш. Монтескье или философских доктрин Л. Бруншвига и Ж. Валя. Но эти воздействия не имели принципиального характера и вписывались в рамки более значимых.
III. Диалектический период (1941–1965)
1. Развитие идей Гурвича в контексте американской социологии и правоведения
Вынужденная эмиграция в США в годы Второй мировой войны несколько переориентировала философско-правовые исследования Гурвича и поставила его перед необходимостью реинтерпретировать свои идеи и работы для понимания в рамках другой научной культуры. Такая реинтерпретация, по справедливому замечанию Р. Сведберга, составляла важнейшее научное занятие Гурвича в годы эмиграции (1940–1945)[417]. Но она имела и другое значение: постепенно реинтерпретация стала критическим переосмыслением, а Гурвич довольно удачно интегрировался в американскую научную традицию, что удалось немногим европейским ученым. По прибытии в Нью-Йорк ученый получает пост лектора в Нью-Йоркском институте свободных исследований[418], организует издание «Journal of Legal and Political Sociology», который становится продолжением издававшихся Гурвичем в довоенной Франции «Archives de Philosophie du Droit et de Sociologie Juridique»[419]. За время пребывания в США Гурвич знакомится с идеями современной американской социологии, в том числе и социологии права, становится инициатором большого коллективного труда «The Twentieth Century’s Sociology», пересматривает ряд своих воззрений. С 1940-х годов исследовательский интерес Гурвича приобрел преимущественно прагматическую окраску, что объясняется заимствованием, или, скорее, интеграцией ученым в свое мировоззрение принципов американской социальной и правовой науки.
В довоенный период Гурвич, как и большинство европейских социологов и правоведов, был мало знаком с состоянием дел в научной жизни Соединенных Штатов. Гурвич в качестве секретаря Института философии права и социальной философии состоял в переписке с такими видными представителями американского правоведения, как Оливер Холмс, Карл Ллевеллин, Бенджамин Кардозо и Роско Паунд. Но плохое знание английского языка не позволяло ему получить полное представление о философско-правовых исследованиях по ту сторону Атлантики[420], хотя и не помешало установить дружеские контакты с Роско Паундом. Именно благодаря вмешательству последнего Гурвич получил приглашение Новой школы социальных исследований в Нью-Йорке и смог эмигрировать в США[421].
Среди американских авторов, которые в довоенный период (до 1940 г.) оказали заметное влияние на эволюцию правовой мысли Гурвича, нужно особо отметить психолога и философа У. Джеймса с его теорией интегрального опыта[422]. Идеи американского психолога о радикальном эмпиризме, разрушающем догматические предпосылки знания, о полисистематизме социального бытия, составленного из автономных форм общения, и, наконец, концепция многообразия опытного восприятия, дифференцирующегося в зависимости от сфер социальной действительности, были созвучны идеям, которые Гурвич сформулировал в общих чертах еще в 1920-е годы и подтверждение которым он искал в современных ему концепциях. Частично принимая предложенную Джеймсом аргументацию, Гурвич не соглашается с такими принципами американского мыслителя, как отсутствие различия между чувственным и интеллектуальным опытом; прагматизм как исходная точка анализа стратегий социальных акторов; индивидуалистическое понимание опыта и отрицание опыта коллективного[423].
Будучи приглашен в США в качестве профессора, Гурвич сразу погрузился в американскую социолого-правовую среду: если просмотреть его публикации тех лет, особенно подготовленные им рецензии, то можно констатировать хорошее знакомство автора с современной ему социологической и правовой мыслью США. Первым течением американской мысли, которое оказало основное влияние на формирование правового учения Гурвича, стал правовой реализм, под воздействиям которого Гурвич в 1940-х годах меняет направление своих изысканий в этой области. Влияние американского течения уже очевидно прослеживается в выпущенном в 1942 г. под названием «Социология права»[424] переиздании «Элементов юридической социологии», вышедших в 1940 г. на французском языке. Большую часть изложения истории социологии права, в отличие от издания 1940 г.[425], занимает анализ концепций американского правового реализма (дополнительный материал, внесенный по требованию издателя), описание недостатков которого в книге Гурвича дает представление о направленности и принципах научных исканий мыслителя в те годы.
Так, на примере концепции О. Холмса Гурвич демонстрирует слабые стороны правового реализма: отождествление науки о праве и юридической практики, отрыв права от других социальных регуляторов, ограничение сферы юридического опыта только рамками правосознания судей; хотя в то же время Гурвич приветствует саму идею правового реализма как принципа сближения знания и практического действия[426]. Гурвич видит ряд очень важных сходств концепции Р. Паунда с собственной теорией (речь не идет о заимствованиях, поскольку концепции двух мыслителей сформировались самостоятельно), таких как ориентация правовой теории на изучение реального юридического опыта, деление правовой действительности на уровни, относительность форм позитивного права, хотя указывает на ошибочность этатистских тенденций американского правоведа[427]. Мыслитель также разделяет многие положения правового учения Б. Кардозо, который в 1920-х годах предложил концепцию спонтанно рождающегося права, довольно близкую к концепции Гурвича, утверждая, вопреки своим американским коллегам, что решения судов еще не есть право, но только форма его выражения. Само право – это некие социальные стандарты, объективно существующие в обществе. Сходство с концепциями социального права и нормативных фактов, сформулированными Гурвичем, более чем очевидны, поэтому неудивителен тот лестный отзыв, который мыслитель дает теории Б. Кардозо[428]. Если Гурвич и критикует американского правоведа, то только за недостаточную четкость высказанных им взглядов. Положения правового реализма К. Ллевеллина и его единомышленников представляли для Гурвича отличную иллюстрацию его собственного тезиса о социальном праве, т. е. о праве, спонтанно возникающем в процессе общения, независимо от государства и иных социальных институтов. Однако – и в этом важное отличие идей двух правоведов – Гурвич не ограничивался констатацией односторонней зависимости права от социальных процессов: он говорил также об «обратной перспективе», о воздействии права на формирование общества. В концепции Ллевеллина Гурвич находил классическую ошибку правового реализма – ограничение теоретического анализа эмпирическими данными, без изучения данных непосредственной интуиции, заданных на уровне коллективного сознания[429].
Ознакомительная версия.
