Многих четвероногих героев отцовских рассказов я хорошо помню.
Про обезьянку Марию Ивановну отец написал маленький рассказ, малоизвестный. Могу добавить, что назвал он ее так, чтобы досадить какой-то неприятной ему даме, которая, рассердившись, перестала посещать наш дом, и таким образом цель была достигнута. Привезла в Гатчину обезьянку Лидия, дочь отца от первого брака, которая была старше меня на шесть лет и жила у своей матери в Петербурге. У нее тоже была, видимо, наследственная любовь к животным. Кажется, ей велели избавиться от натворившей бед обезьянки, и она сейчас же подумала об отце.
Об одной «слабости» Марии Ивановны Лида умолчала. Обезьянка не могла равнодушно относиться к шуму шелка и поэтому набрасывалась на женщин, одетых в юбку из такой материи.
Я вспоминаю Марию Ивановну баюкающей щенка. Она держала его головой вниз и нежно прижимала торчащий вверх хвостик к своей мордочке. Щенок отчаянно визжал, но подойти к ней в эти минуты было невозможно. Это поведение навело отца на мысль, что у нее какая-то женщина, наверное, отняла детеныша. Чтобы отвлечь ее от щенка, я отдавала Марии Ивановне свои игрушки, которые она немедленно превращала в груду мусора.
Как-то приехал в Гатчину наш верный друг клоун Жакомино и предложил взять безобразницу к себе на обучение. У него как раз был задуман цирковой номер с обезьянкой.
Мария Ивановна оказалась способной и умной ученицей, и Жакомино был в восторге от нее.
Наступил день премьеры. Все шло хорошо. Мария Ивановна проделывала все, что делал клоун, — сальто, курбеты, скачки и гримасы. Номер часто прерывался смехом и аплодисментами. Но вдруг за барьером показалась запоздавшая дама в красивом шуршащем платье, отороченном мехом. Мария Ивановна, не слушая окриков Жакомино, в два прыжка через манеж очутилась около дамы и сорвала с нее юбку, укусив притом ее за икру. Получился скандал. Жакомино приговорили к четырем дням ареста и возмещению убытков. Так окончилась карьера обезьянки.
О ее дальнейшей судьбе после неудавшегося дебюта в цирке мне рассказал журналист Борис Михайлович Киселев, с отцом которого Куприн дружил в Киеве. Когда клоуну Жакомино пришлось продать обезьянку в зоологический сад, она не растерялась. Однажды, перед глазевшими на нее зрителями, вспомнив уроки Жакомино, она стала проделывать курбеты и сальто. На нее посыпались конфеты, бананы и булки, что ей, разумеется, понравилось, и каждый раз, когда собиралось достаточно народа у клетки, Мария Ивановна показывала свое искусство. Постепенно она стала любимицей детворы.
А вот что я помню о самой любимой отцом собаке — Сапсане.
В псарне великого князя Михаила родились щенки, редкой породы. Заведующий псарней, хороший знакомый Куприна, дал ему знать об этом счастливом событии. Один из новорожденных был совсем хилым и слабеньким, и его хотели утопить как недостойного вступить в почетную великокняжескую свору, которую тренировали для охоты на медведей. Отец упросил отдать ему щеночка.
Крохотное существо выкармливали из соски, давали ему толченые кости и рыбий жир. Назвали его Сапсаном. Потом он стал большой «щенок опятиног», как называл папа всех неуклюжих подростков в переходном возрасте.
Но характер у Сапсана уже тогда был независимый и гордый. Кроме отца, он никого не признавал, был серьезным и не позволял с собой никакой фамильярности не только со стороны чужих, но и со стороны членов семьи. Сапсан никогда не играл со мной, а я никогда бы и не решилась таскать его за хвост или впрягать в санки. Эти игры мне позволяли лишь добродушные сенбернары.
У отца с Сапсаном были свои разговоры, секреты, ссоры, примирения. Несколько лет спустя Сапсан, гуляя с отцом на базаре, увидел козленка и, не слушая окриков, кинулся на бедное животное. Год был голодный. Отцу пришлось заплатить за козленка, и в сердцах он сильно побил своего друга. Сапсан обиделся, залез в будку и долго дулся. Два-три дня спустя на Сапсана наскочил грузовик и чуть не раздавил его. Сапсана принесли домой, бережно положили на тахту в папином кабинете и прикрыли чистой простыней. Отец потребовал, чтобы их оставили вдвоем. Заглянув в скважину, я увидела, как папа стоял на коленях у изголовья Сапсана и просил у него прощения. К счастью, могучий пес выздоровел.
Я его боялась, хотя у нас в доме всегда было много собак.
Как-то я спросила у занятого в огороде папы, на цепи ли Сапсан. Услышав его утвердительный ответ, я направилась к выходной калитке. Вдруг показался Сапсан в игривом настроении. Я совершила ошибку и побежала, он за мной. С диким криком я уткнулась в забор, а Сапсан лапами начал срывать с меня меховую шапочку. Какой-то прохожий повернул в мою сторону широкое белое, как блин, лицо с дрожащими губами. Увидев громадного пса, готового пожрать бедного ребенка, он воровато убежал. Меня поведение этого взрослого человека так удивило и возмутило, что я забыла о своем страхе. Легко стряхнув Сапсана со своей спины, я спокойно взяла его за ошейник, и мы мирно пошли с ним гулять.
Одно событие, связанное с Сапсаном, даже описывалось в местной гатчинской газете. Ночью к нам забрался вор. Сапсан загнал его в сарай и там продержал прижатым в угол всю ночь. Потом оказалось, что у вора был в кармане нож, и, если бы собака дала ему хоть малейшую возможность, он, конечно, воспользовался бы им. Редкий случай, когда вор обрадовался полиции.
Кончилась жизнь Сапсана трагично. Однажды он пропал. Его долго искали, наконец нашли за городом: сильное благородное тело собаки лежало в мусорной яме. Кто-то заманил его пищей и застрелил в висок. Может быть, это отомстил ему тот самый вор, иначе как объяснить такое жестокое, бессмысленное и преднамеренное убийство?
Отец тяжело переживал смерть своего друга. Когда он сильно горевал, то сжимал зубы до скрежета, и его глаза смотрели куда-то вдаль.
В Петербург отец ездил регулярно, но иногда застревал там на недели, попадая под влияние литературной и артистической богемы. Мать самоотверженно боролась с плохим окружением отца, оберегала его покой, вырывала из дурных компаний, выгоняла из дома некоторых литературных «жучков». Но слишком много могучих противоречивых жизненных сил бродило тогда в отце. Даже небольшое количество алкоголя превращало добрейшего Куприна в человека буйного, озорного, с бешеными вспышками гнева.
Александра Ивановича, любившего спорт, ловкость тела, людей, легко рисковавших жизнью, не могли не интересовать летчики. Он написал ряд очерков и рассказов об авиации: «Мой полет», «Волшебный ковер», «Сашка и Яшка», «Люди-птицы», посвященный Н. К. Коновалову. В последнем очерке он пишет:
