Хочет уволиться Шатахин и уехать в Ростов. Может быть хорош и Ростов. Привычка с детства или воспоминания о лучших днях жизни, прошедших в каком-нибудь месте, заставляют стремиться. Я так хочу жить в самом захудалом уголке Москвы, чем в центре Ленинграда. Партийцев оставляют силой, иначе [говоря], в порядке партдисциплины, а беспартийных на основе какого-то постановления правительства, приказа, которого не только никто не читал, но даже и не видал.
На 14-й уперся монгольский черт, расставил ноги и ни с места. Били, тащили в поводу, никак. Подхватил галопом 8 километров. На обратном пути попал нач. 13 ф-ги Осмачко. Пары добрых коней быстро мчат санки. А мой черт рвет галопом и весь обратный путь. В мыле весь, вертит головой, храпит. Ну, черт. Чувствуется, что завтра оттепель будет. Ночь провел в тепле, какая радость и как приятно.
Начал выводить людей на зарядку утром. Стали хоть не такие сонные. Тепло и пасмурно. Воздух влажен и сиз. Не холодно в кожаных сапогах. Посмотришь, верно, и наша жизнь арестантская. Стрелок с 7 утра и до 6 вечера дежурит на производстве. Заботься о курвах, а их 300 человек. Пришел — надо же отдохнуть, а тут занятия, у него глаза слипаются, а ему караулы, начальники [неразборчиво]. Вот и скажи, кто свободней чувствует себя: з/к или мы.
Снова тепло. Ночью так даже жарко. Потихоньку приступают к строительству моста. Но есть разговор, что нас скоро на восток. День прибавляется заметно.
И достаточно тепло. Хожу в шинели и в кожаных сапогах. А на душе что-то неспокойно. Знаешь, что за побеги, ну, посадят суток на десять и только, но все же на кой черт мне это все. Уполномоченный 3-й части Морозов, тот учился на это дело. Чего же удивляться, ведь идут же в нормальные школы.
Но я, простите за грубость, не могу быть дураком. Даже паршивый забор Московской окраины кажется дорогим и близким. Но ведь никто моего настроения не поймет, да и никому оно не нужно. Сидишь весь вечер на своих 3 м³ и балдеешь. Можно стать идиотом. Надо же выдержать все это.
В ста метрах лагерь. Поста нет, иди сколько хочешь и куда хочешь. За побеги тянут. Как вот здесь выйти из положения? Лучше все же иметь квартиру отдельно от команды. Ушел и делай что хочешь. Не на чем и негде забыться. Летом будем уходить в сопки. Но до лета надо дожить.
Оттепель держится, хорошо.
Седлаю черта, не идет никак, вдруг подхватил галопом, не удержишь. На 13-й и обратно даже весь в мыле. Попробовал без стремени, получается, только на поворотах держись, вылетишь.
Солнце, солнце, сколько радости ты приносишь людям. Как живительны твои лучи. Даже и несчастья иногда забываются. Насколько же милей ты на свободе. Или там про тебя забывают? Нет, я всегда относился к тебе как к богу. Ты даруешь жизнь природе, ты людей миришь и делаешь их ласковей и веселей. Ты вдохновляешь и приносишь радость. Ты источник жизни. Ты единственная радость для меня. Многие самые близкие друзья не пишут, забывают, но ты нет. Ты каждый день утром и вечером питаешь мою душу красотой. И днем, когда твой лучезарный диск высок в небе, я в тебя влюблен, твой луч, ласкающий и теплый, так радостно играет на щеке, я оживаю. Я полон сил. Уезжает 14-я — ну и хорошо, но надо ехать самому грузить. Посылаю помкомвзвода, ему нужна практика.
Мозг сверлит одна мысль, сверлит до боли. Я что-то знал, стремился, давал пользу, был педагогом, был книгой для других. А теперь эта книга, страницы зачеркнуты. Что я? Для чего я? Так и не пойму. Как командира меня не признают даже стрелки Кр. Арм. Охрана моста — она конечно права: не ходи без пропуска, но относиться надо как к командиру.
Живешь затерянный в Д. В. К. как белая ворона. И чувствуешь, что если вернешься в гражданское общество, будешь отсталым и диким. Будешь чувствовать свое ничтожество. Можно конечно служить, хотя я не намерен, в охране, когда достаточно стрелков, когда имеются права, когда тебя ценят и ты удовлетворен, хоть необходимым. Но я лучше буду терпеть недостатки, нежели служить в БАМе. Какое может быть качество службы, когда даже политрук, а может быть не он один, тоже не хотят служить. Плюс ко всему приходится зависеть от з/к нач. ф-ги. Как это хорошо, ну прямо прелестно.
Вечер. Кроваво-красным диском взошла луна. Багряным делается дым, попадающий между мной и луной. Грохочут поезда. Едут люди, едут свободно. А мы когда поедем так?
Накручиваю ребят. А дальше? Дальше ужин, а дальше? Дальше сиди и балдей. Читать нечего, пойти некуда, поговорить, пошутить не с кем. Держи себя напряженно, стрелки кругом.
Ну и денек! Началось с ночи. Только лег — к селектору. В час ночи снова. В три часа на станцию. В шесть туда же. Измотался. Вот так Каганович. Один приносит столько беспокойства многим людям. А тепло радует. Трудно что-либо записать, голова дурная. Зеваешь до боли в скулах. Плохо, когда умничает начальство. Изобретает, выдумывает, а мы отдувайся. Предстоят большие переброски. Куда-то забросят меня. В армии уют, быт, культура, забота о бойце, забота о человеке, о его не останавливающемся развитии. О прогрессе, о новом человеке. А у нас? У нас всеми признанная глушь, регресс. Хочется задать вопрос, хотя и смешно: почему у нас шалман? Почему мы и за что все же… Почему нет заботы о нас, почему мы хуже других? И чем я отличаюсь, хорошим или плохим, от всей массы?
Потихоньку шутя, издалека, помполит намекает о шефстве. О хозрасчете. Если больше выполнено ф-гой плана, больше получает комвзвод. Я конечно на эту удочку не поймаюсь. Как можно быть стахановцем, когда я не хочу работать в БАМе больше года. Прояви себя, тогда не вылезешь. Во всяком порядочном деле могут быть беспорядки, но у нас больше беспорядков, чем порядков. Нажимают на охрану, намекают на хозрасчет, а не бьют прямо по цели. Разные там воспитатели К. В. Ч. лодырничают, пьянствуют, безобразничают, а охрана веди за них работу. Начальники фаланг против охраны. Восстанавливают з/к, а мы как будто должны играть в куклы. Укротите начальников и не подрывайте нашего авторитета. Увольте меня сейчас без зарплаты за месяц, соглашусь. Соглашусь сам уплатить за месяц. Какая может быть работа при таком настроении? Все же меня интересует, куда девают людей с образованием, которые могли бы быть нач. ф-ги, воспитателями и т. д.
Солнце вступает в свои права. После обеда с крыши течет. Радостней становится на душе. Но эта радость еще больше подчеркивает наши черные стороны. До сего времени не нашел средства, способа уволиться. Напротив окна готовят точки, готовятся к разборке и строительству моста. Стучат топоры, и сколько в этом стуке воспоминаний о свободе. Сегодня выходной в Москве. Ехал бы я на трамвае домой, планируя вечер.
