Чироков и Павлов не скрывали своей озабоченности положением дел под Волховом. Они и приехали именно для того, чтобы лучше выяснить обстановку.
— Как, Иван Иванович, — взволнованно спросил Павлов, — рассчитываете удержать Волхов? Или, может быть, уже следует начинать эвакуацию складов? Только уж говорите, пожалуйста, откровенно.
Я рассказал Чирокову и Павлову о телеграмме, которую послал в Ставку. Они еще сидели в моей землянке, когда меня вызвала к аппарату Москва. Открытым текстом был передан приказ Ставки. Из приказа явствовало, что моя просьба удовлетворена и что отныне ответственность за защиту Волхова возлагается на нашу армию.
А поздно вечером 11 ноября поступила уточняющая телеграмма, в которой говорилось: «Ставка Верховного Главнокомандования приказала группу войск 4-й армии, действующую на волховском направлении по восточному и западному берегам реки Волхов, в составе 285, 310, 311, 292-й стрелковых дивизий, 6-й морской бригады, 3-й гвардейской стрелковой дивизии, двух батальонов 281-й стрелковой дивизии, 883-го корпусного артполка и 16-й танковой бригады с 6 часов 12.11.41 года переподчинить тов. Федюнинскому и включить в состав войск 54-й армии».
Сразу же по получении приказа я вместе с Чироковым и Павловым выехал в деревню Плеханове, где находился штаб оперативной группы Ляпина.
Деревня была большая и выглядела довольно-таки мирно. Из труб домов поднимался дым» У колодца толпились женщины с коромыслами. Рыжая лохматая собака выскочила откуда-то из-за сарая и долго гналась за нашей машиной, захлебываясь лаем.
Штаб группы мы нашли по телефонным проводам, тянувшимся, к одному из домов. Здесь же стоял автомобиль, небрежно замаскированный ветками. В штабе, как и во всей деревне, царила обстановка невозмутимого благодушия.
— Где генерал Ляпин? — опросил я у дежурного по штабу.
— Генерал отдыхает, приказал не будить, — ответил дежурный.
— Разбудить все же придется, — настаивал я, с трудом сдерживая негодование. — Где он находится?
— Да тут, недалеко… в соседнем доме, — замялся было дежурный.
Ляпин отдыхал со всеми удобствами, как в мирное время. Приходилось только удивляться истинно олимпийскому спокойствию этого человека.
Когда генерала разбудили и он, торопливо одевшись, вышел к нам, я сообщил ему, что по приказу Ставки войска Волховской оперативной группы переходят в мое подчинение.
— А вам предлагается сегодня же ночью отбыть в штаб фронта, — жестко сказал я.
Нужно было действовать, не теряя ни минуты. Разобравшись в обстановке, я решил танковую бригаду, которой командовал полковник Зазимко, поставить позади боевых порядков отходивших войск, а зенитную артиллерию, прикрывавшую Волхов, использовать для стрельбы прямой наводкой по танкам противника.
Капитана 1 ранга Чирокова, который не был мне подчинен, попросил снять пулеметы с большей части боевых кораблей Ладожской флотилии и вместе с расчетами на автомашинах перебросить в район Волхова.
— Но, товарищ командующий, меня же строго накажут за разоружение катеров, — заметил Чироков.
— Ответственность за последствия беру на себя, — сказал я. — Поймите, Виктор Сергеевич, если противник ворвется в Волхов, вам придется топить корабли. И тогда уж будет все равно, с пулеметами они пойдут на дно или без пулеметов.
Наконец я написал приказ, который в самой категорической форме запрещал дальнейший отход.
Помня опыт организации обороны под Ленинградом, я дал указание, чтобы работники политотдела армии отправились в войска, помогли людям лучше уяснить обстановку, понять свои задачи.
За ночь удалось осуществить некоторую перегруппировку, привести соединения в порядок, подбросить продовольствие и боеприпасы. Отход прекратился. Полки и батальоны окопались на занятых рубежах.
Капитан 1 ранга Чироков мое пожелание выполнил точно и своевременно. К рассвету моряки с пулеметами влились в боевые порядки стрелковых частей. Зенитная артиллерия заняла огневые позиции для стрельбы прямой наводкой.
Дело как будто начинало налаживаться. Однако Ставка продолжала испытывать вполне законную тревогу за судьбу Волхова и не исключала возможности захвата его противником.
Несколько дней назад штаб фронта представил ей план уничтожения в случае крайней необходимости военных объектов и Волховской ГЭС. И вот рано утром 12 ноября я получил такую телеграмму: «Командующему Ленинградским фронтом.
Копия: Командующему 54-й армией.
Ставка Верховного Главнокомандования утвердила Ваши указания по вопросам разрушения в Волховстрое алюминьзавода, Волховской ГЭС, железнодорожного моста и затопления патерны плотины с возложением ответственности за это, а также за определение времени взрыва на командование 54-й армии».
К этому времени основное оборудование Волховской ГЭС было демонтировано и вывезено, а станция и плотина заминированы, так же как и некоторые объекты в городе.
Я вызвал инженера армии генерал-майора Чекина, ознакомил его с телеграммой и приказал неотлучно находиться на Волховской ГЭС с группой подрывников.
— Взрывать будете только по моему личному приказу, — подчеркнул я. — Ждите этого приказа, даже если враг будет находиться у самой станции. Ни в коем случае не торопитесь.
Я, конечно, понимал всю ответственность, которую брал на себя. Ведь упустить время взрыва означало отдать ГЭС противнику. Но и взрывать электростанцию прежде, чем исчезнет хотя бы малейшая надежда отстоять ее, было бы преступлением.
Дело заключалось не только в том, что эта крупная электростанция являлась очень важным военным объектом и представляла огромную материальную ценность даже и теперь, когда на ней действовали лишь две малые вспомогательные турбины. Волховская электростанция имени В. И. Ленина была гордостью советских людей. В трудное время первых лет Советской власти Владимир Ильич проявлял большую заботу о строительстве Волховской ГЭС и уже в 1918 году дал указание приступить к составлению сметы строительства.
Едва отгремела гражданская война, как на Волховстрое закипела работа. В 1923 году в статье «Лучше меньше, да лучше» Ленин писал: «…Мы получим возможность ценой величайшей экономии хозяйства в нашем государстве добиться того, чтобы всякое малейшее сбережение сохранить для развития нашей крупной машинной индустрии, для развития электрификации, гидроторфа, для достройки Волховстроя и прочее».
19 декабря 1926 года состоялся пуск первых агрегатов станции. Это было настоящим праздником советского народа, своим трудом сделавшего первым крупный шаг по пути электрификации страны.
