Звезда на кремлевской башне,
Звезда на моей фуражке,
Звезда на моей груди!
— Здорово! — соглашается Емельянов. — Но не худо было бы получить еще по квадратику в каждую петлицу.
— Далеко пойдешь, — с усмешкой отвечает ему Евтушенко. — Советую пока рифмовать старшинские треугольники.
— Не вечно же быть старшиной!
— Виктор и Николай, — прерывает нашу перепалку Коротков, — я давно хотел с вами поговорить по одному вопросу.
Редко называет нас комиссар по имени. И теперь нам очень приятно, что он обращается к нам, как отец к сыновьям.
— Мне кажется, ребята, вам пора в партию вступать.
— В партию?
— Да, в партию. В боях вы заслужили это право.
— Товарищ комиссар… разрешите подумать, — тихо отзывается Виктор.
— Надо подумать, ведь член партии… это такое звание… — повторяю я вслед за Виктором.
— Товарищ комиссар, а членам партии можно крутить глубокие виражи вокруг дымоходной трубы командирского дома? — спрашивает кто-то.
Нам с Виктором становится не по себе от этого насмешливо-колючего вопроса. Однажды зимой мы с ним выкинули такую шутку, за что и получили по «строгачу».
— Это дело прошлое, — с улыбкой отвечает Коротков. И, снова посерьезнев, заключает: — Надо вперед смотреть. Так что подумайте над моим предложением. А сейчас отдыхайте. Предстоит боевая ночь.
Когда мы пришли в общежитие, Зайцев, Ванюков, Образцов и Пахомов уже спали. Я тоже сразу же лег, но заснуть не мог. Бодрствовал и Виктор, уставив задумчивые глаза в потолок.
«В боях вы заслужили это право» — вспомнились мне слова комиссара. Потом в памяти ожили картины детства, учеба в третьей специальной артиллерийской школе, где меня в 1938 году приняли в комсомол, занятия в аэроклубе Метростроя и авиашколе. Вспомнил я и рассказ отца о том, как он вступал в партию. Умер Ленин Страну постигло величайшее горе. Партия объявила Ленинский призыв. Мой отец откликнулся на него одним из первых, навсегда связал свою жизнь с партией Ленина.
Когда наша часть находилась в Ахтырке, ко мне нередко наведывались родители. Однажды отец сказал при прощании:
— Старайся идти впереди, сынок! Эти слова крепко запали в мою память. Вспомнились первые дни пребывания на фронте. Бои под Москвой… Героические подвиги коммунистов. Каждый из них стремился быть только на переднем крае, бороться до последней капли крови… Решено, я должен быть коммунистом. Встав тихонько с постели, я подошел к Емельянову.
— Витя, — шепнул я другу, — решил подать заявление в партию.
— Я тоже, — с радостью в голосе отозвался он.
Наутро мы написали заявления и отнесли их комиссару. Коротков и Жарков дали нам рекомендации. А на очередном партийном собрании нас с Емельяновым приняли в кандидаты партии.
Коммунистов в полку становилось все больше и больше. Лучшими летчиками, штурманами и механиками пополнялись их ряды.
Через несколько дней полк перелетел глубже в тыл на аэродром Соменка. После зимних боев мы недосчитывались многих. Особенно тяжело мы переживали гибель Ноздрачева и Мишина.
Некоторые наши замечательные летчики — И. Кочетов, Ю. Сорокин, Н. Федоров — были переведены в другие части. Вместе с ними покинули полк комиссар Н. Коротков и старший политрук А. Жарков. На место ушедших приходили новые. Прибыло пополнение и в нашу эскадрилью: штурманы Михаил Скочеляс, Сергей Пахомкин и Александр Самсонов, летчики Борис Ван-далковский, Алексей Крайков, Валентин Безруков и Александр Понасюк.
Вечером 28 мая командир эскадрильи капитан Костюков вызвал меня и сказал:
— Сегодня полетите с Александром Самсоновым. Надо вводить его в строй.
Майская прохлада бодрила. Техники готовили самолеты. Летчики в ожидании приказа на вылет прохаживались по берегу реки Полометь, затянутой туманом.
Всегда веселый Михаил Скочеляс — балагур и остряк, «рог изобилия анекдотов», как успели прозвать его в полку, — объяснял Самсонову:
— Слушай, Шурик. Вот подлетаете вы к цели. Летчик убирает газ. Самолет тихо крадется. Ты мигом высовывай голову за борт и кричи: «Фриц, не стрелять, еще бомбы не сбросил!» Понял? Главное, не падать духом… не ты первый, не ты последний.
Подошел командир звена.
— Сегодняшняя цель — переправа у Рамушево, — объявил он.
Мне стало не по себе. Мост через Ловать, недавно построенный гитлеровцами на перешейке, прикрывался несколькими зенитными батареями и множеством крупнокалиберных пулеметов. Вокруг него были сосредоточены и мощные прожекторные установки. Разве можно идти в тот район с неопытным штурманом, ни разу не летавшим на боевое задание?! Мы уже потеряли там несколько экипажей.
— Разрешите мне сегодня лететь с Пахомовым, — обратился я к командиру эскадрильи.
— Выполняйте задачу с Самсоновым!
— Товарищ капитан, вы же знаете всю сложность обстановки над целью.
— Командир полка приказал вам лететь с сержантом Самсоновым, — отрезал командир эскадрильи.
— Разрешите обратиться к командиру полка!
— Обращайтесь!
Командир полка находился на КП. Пришлось идти туда,
— Товарищ майор, разрешите сегодня выполнять задачу с Пахомовым, а не с Самсоновым.
— Я приказал вам лететь с сержантом Самсоновым, и никаких разговоров! Идите и выполняйте! И вообще, я на вашем месте не стал бы обижать своего будущего штурмана. Вам теперь придется все время летать с ним.
С командного пункта я ушел удрученным. Мне приходилось летать со многими штурманами — с Пахомовым, Образцовым, Зайцевым, Рубаном. Я уже сработался с ними. Мы, как говорится, научились понимать друг друга с полуслова. А это очень важно. Ведь летает не летчик, а экипаж. Теперь вот придется срабатываться с новеньким.
Возвратившись на стоянку, я стал у своего самолета и задумался: как поведет себя этот девятнадцатилетний застенчивый Шурик, с большими серыми глазами и длинными, как у девушки, ресницами? Не растеряется ли?
Стараясь ничем не выдавать своих сомнений, я попросил штурмана опробовать бортовое оружие. Самсонов быстро залез в кабину, повернул пулемет и дал две короткие очереди.
— Оружие исправно, товарищ командир!
— Отлично! Проверь подвеску бомб и показания приборов. Будем выруливать…
Шурик все внимательно осмотрел, и, когда техник Сипин доложил о готовности самолета, мы взлетели. К линии фронта подошли на высоте двух тысяч метров. Слева и справа по небу заметались лучи прожекторов. От земли поползли вверх разноцветные ленты трассирующих снарядов. Но подход к Рамушеву оставался пока спокойным. Впереди показалась река, а на ней переправа…
