— В двенадцать часов по московскому времени слушайте важное сообщение Советского информбюро!..
Придерживая левой рукой наушник, правой Зина прижимала карандаш острием к бумаге, чтобы унять в руке дрожь ожидания.
Николай видел ее состояние, но и он не мог совладать со своими нервами, сердце билось учащенно и тревожно.
— В двенадцать часов по московскому времени слушайте важное сообщение Советского информбюро! — снова, как и в первый раз, прозвучал голос Левитана, но казалось, что сказано это было по-новому, с какой-то особой, захватывающей значительностью...
И снова звучит метроном, настойчиво, неумолимо, как часы, ведущие время к неизбежному взрыву победы.
Стрелка часов на руке Гефта приближается к двенадцати...
В подвале душно, или душит волнение, пот заливает глаза.
В наушники врываются звуки кремлевской площади, неясный говор, гудки автомобилей, рокот моторов и шелест шин по брусчатке... Но вот все эти шумы поглощает первый аккорд курантов, празднично вступают трубы, льется песнь страны... С последним звуком гимна они снова слышат голос Левитана, удивительный голос, он звучит торжественно и задушевно:
— На днях наши войска, расположенные севернее и восточнее города Орла, после ряда контратак перешли в наступление против немецко-фашистских войск...
В ходе наступления наших войск разбиты немецкие 56, 262, 293-я пехотные, 5-я и 18-я танковые дивизии. Нанесено сильное поражение немецким 112, 208 и 211-й пехотным, 25-й и 36-й немецким мотодивизиям.
За три дня боев взято в плен более 2000 солдат и офицеров.
За это же время, по неполным данным, нашими войсками взяты следующие трофеи: танков — 40, орудий разного калибра — 210, минометов — 187, пулеметов — 99, складов разных — 26.
Уничтожено: танков — 109, самолетов — 294, орудий разного калибра — 47.
За три дня боев противник потерял только убитыми более 12 000 солдат и офицеров.
Наступление наших войск продолжается[13].
Выключив приемник, погасив лампу, они выбрались из подвала и сверили свои записи.
Чувство гордости и торжества, ощущение праздничной приподнятости не покидали их.
— Зина, надо сводку размножить, Пока у нас нет машинки, придется это делать от руки, печатными буквами. Да! — вспомнил он. — Если Артур дома, можешь его привлечь. Завтра же вечером сводка должна быть расклеена во всех районах города.
«Теперь понятно настроение Загнера и экстренное совещание в дирекции порта. Все ясно», — подумал он, направляясь к поджидавшей его машине.
В центре он приказал остановиться возле киоска и купил газету «Одесса», одну из двух частных газет, принадлежащую Георгию Г. Пыслару. Очень было интересно взглянуть на немецкую сводку с фронтов войны.
«Берлин (Бугпресс), — читает он. — Германское верховное командование из генеральной ставки фюрера в сводке от 15 июля 1943 года передает: ...на участке у Орла все атаки большевиков отбиты с огромными потерями в живой силе и технике...» И все! Как будто советского наступления и не было!
«Фюрер, как всегда, лжет», — подумал Николай и перевернул страницу. Внимание его привлекла статья на третьей полосе: «Молебствие за упокой царя Николая II». Сотрудник господина Пыслару, не жалея сил, чтобы растрогать читателя, писал:
«...Стройно и задушевно пел хор церковных певчих. Будил окрест и замирал в голубой выси солнечного дня печальный перезвон колокольный. Впереди и по сторонам слышались сдержанные рыдания, виднелись слезы на юношеских лицах, словно росинки из белесых лепестков!!!»
«Барон Мюнхгаузен! — усмехнулся Николай. — Там и молодежи-то не было! А чтобы трубное сморкание в грязный платок господина Пустовойтова выдать за «росинки» на юношеских лицах, надо быть действительно бароном Мюнхгаузеном!»
Войдя к себе в кабинет, Гефт вздрогнул от неожиданности: за столом сидел толстый совершенно лысый человек с вислыми украинскими усами.
Осклабившись, толстяк пошел к нему навстречу:
— Извиняюсь, мы то лицо, касательно Аркадия Дегтярева. Зовут нас очень заковыристо, так, что не все запоминают, — Фортунат Стратонович!
— Здравствуйте, Фортунат Стратонович! Садитесь! — довольно четко выговорил Гефт, чем привел посетителя в умиление.
— Мы к вам, уважаемый господин инженер... — не закончив, толстяк, крадучись, подошел к двери, открыл ее рывком, оглядел пустой коридор и, тщательно притворив, вернулся к столу. — Попрошу удостоверение, для порядка...
Гефт показал документ.
Видимо, удовлетворенный, Фортунат Стратонович присел к столу и доверительно, как со своим человеком, начал:
— Мы к вам, уважаемый господин инженер, по весьма щекотливому делу... — Это вступление, надо полагать, было заготовлено заранее. — Извиняюсь, осечка вышла у нас с Аркадием Дегтяревым. Следователь третьего кабинета сигуранцы Мланович Думитру получил насчет вас, то есть Гефта Николая Артуровича, сигнальчик. Конечно, сигуранца на лиц немецкой национальности расследований не ведет, а передает дела в ГФП[14] на Пушкинскую... Но все же следователь решил на всякий случай заявление проверить и подбросил вам Дегтярева... Приносим вам, так сказать, извинение, а Аркадия Дегтярева... Словом, когда пес бросается на своих, его, — Фортунат Стратонович обвел пальцами вокруг шеи, — в ошейник и на цепь! Чтобы за зря не кусался! — От собственной шутки толстяк пришел в восторг и залился смехом. — Так что Аркадий в четыре к вам не придет, не ждите.
Вся закулисная сторона этого дела была Николаю понятна. Следователь сигуранцы Думитру Мланович — приятель Петелина, несколько раз он их видел вместе. «Сигнальчик», как говорит толстяк, поступил, разумеется, от Петелина. Ну, а в дальнейшем события развивались так: после его сообщения Загнеру тот передал начальнику гестапо, затем последовал окрик в адрес сигуранцы, а пострадал мелкий провокатор и шпик Дегтярев. Во всяком случае эту свою первую с Петелиным стычку он выиграл.
— Я глубоко возмущен всей этой историей, — сказал Гефт. — И с удовлетворением принимаю ваше извинение. Было бы желательно, Фортунат Стратонович, чтобы начальник «Стройнадзора» майор Загнер был поставлен в известность, письменно или устно. — Он протянул руку толстяку, пожал пухлую, влажную ладонь и, сунув руку в карман, вытер о платок.
— Ваше желание будет, извиняюсь, передано господину Млановичу. Рад был познакомиться! — Фортунат Стратонович даже шаркнул ножкой и выкатился из кабинета.
Гефт снял трубку и попросил медницкий цех. К телефону подошел Гнесианов.
— Как, Василий Васильевич, с баббитом? — спросил он.
— Купил. Лежит у меня в конторке. Зайдете, Николай Артурович, или принести к вам в кабинет?
