Он написал мне на афише: «Володя, я успел вас полюбить». «Успел»… Так мог написать только очень талантливый человек. Я тоже успел, Леонид Осипович, потому что мне повезло повстречаться с вами в том году, в том веке, в ту эпоху и в то время, которое дало мне возможность увидеть вас и тоже полюбить…
Ангел Безбожного переулка
Он с гитарой уже по всем домам нашатался, наездился и навыступался, и сейчас в гостях редко откликался на просьбу, или даже не просьбу, а молчаливую мольбу присутствующих взять заранее припасённую хозяевами гитару и что-нибудь исполнить. Сейчас он всё больше слушал и всё больше посвящал себя прозе. В той бардовской области, в области гитары он уже сделал так много, что стал непререкаемым авторитетом и даже кумиром у той более-менее образованной части населения, которая что-то читала и, даже страшно сказать, думала и чувствовала. И если бы можно было разделить песни, весьма условно, конечно, на те, под которые можно танцевать, и те, под которые как-то неловко и даже глупо, которые предпочтительно только слушать, то ясно, что Окуджава сочинял песни второй категории. И если ещё разделить пение на осмысленное и бессмысленное, то он всегда был образцом пения осмысленного, что, как ни странно, не помешало ему стать суперпопулярным. Впрочем, не знаю, состоялась бы такая популярность сегодня, когда невежество наступает на всех фронтах, кроме балета. Сегодня он бы многим показался попросту скучным: действия ведь нет, динамики никакой – тоска, словом… Неподражаемый стиль, особую интонацию может оценить только та часть населения, которой от песен нужна определённая гуманитарная доза чувства и ума.
Однажды в мятежной юности я по причине гололёда упал и сломал ногу. Несколько раз выступал сидя и в гипсе. На обороте этой фотографии Булат Шалвович написал: «Берегите ноги. Помните, что запчастей для нас нет». Написав «для нас», он тем самым приобщил меня к своему кругу поэтов, бардов, единомышленников. Избранному кругу, что было для меня чрезвычайно лестно
Таких людей можно считать что мало, но всё же не так уж и мало. Вечер памяти Окуджавы, к примеру, в Концертном зале Чайковского собрал полный аншлаг, полторы тысячи. Конечно, у поп-певицы или рэпера гораздо больше, но когда было по-другому? Массовая культура на то и массовая, чтобы лидировать по сборам. Остальным, то есть меньшей части населения, личная, даже интимная интонация песен Окуджавы необходима как свежий воздух, как родниковая вода. И чем более она не декларативная, не крикливая, не яркая, а именно личная – тем больше она трогает и задевает каждого из упомянутой меньшей части населения. А их всё-таки достаточно, чтобы потребность в таких песнях жила: страна-то большая!
У него даже гитара имела свой, им придуманный строй – не шестиструнный, не семи-, а какой-то именно его, ему подходящий. И эта концертная поза – нога на стуле, гитара – на ноге – ну неудобно же! Ан нет! Ему удобно! Это другим может быть неудобно, а ему удобно…
И, конечно, такая манера пения совершенно неподражаема. Да просто невозможно повторить! Вспо мните, подражатели были почти у всех наиболее заметных, особенно у Высоцкого, но и у Визбора, и у Цоя и др. А вот перенять его манеру, образ не смог никто, и эта интонационная ниша так и осталась незанятой. Ну можно было пошутить в пародиях на него, но не более.
Вот так Л. Филатов, блистательно писавший пародии на наших поэтов, однажды не смог пройти и мимо Булата Шалвовича. Он посмеялся именно над интимностью его лирики, доведя её в пародии до какой-то смешной местечковости. У него был цикл пародий на тему «Муха-цокотуха». И вот он описал историю взаимоотношений мухи, комара и паука со всеми этими окуджавскими «Ах» и «Ох» или «О» почти в каждой строке, а закончил так: «Было это в Питере, в доме на Фонтанке, в щёлке под обоями, много лет назад».
Я тоже однажды выступил с пародией на Окуджаву. Дело было в Доме актёра на большом концертном вечере с последующим банкетом. Я уже часто и повсюду показывал свою актёрскую пародию на любимого поэта и шансонье. Все говорили, что очень похоже. Потом за столом мы оказались рядом. Окуджава минут через десять застолья повернулся ко мне и почти серьёзно сказал: «Слушайте, я никогда не подозревал, что пою таким противным голосом…» Так мы познакомились… А потом уже были «Кавалергарды» и проч.
Текст моей пародии тоже был вполне специфичен. Пародию на него и ещё на несколько знаменитых людей я сочинил на тему «Раз, два, три, четыре, пять, вышел зайчик погулять», но там фигурировал ещё и волк и его своеобычное отношение к зайцу – не как к еде, а как к товарищу. Позволю себе привести этот текст полностью, но лишь потому, что он по-настоящему понравился Булату Шалвовичу и он потом попросил меня его прислать… Но об этом чуть позже…
Всё было на мотив его знаменитой песни «Виноградную косточку в тёплую землю зарою…». Поэтому текст пародии так и начинался:
Непременно я заячью косточку в землю зарою,
Чтобы выросли зайцы весной, как горох и морковь,
Чтобы зайцы взошли, как восходит луна над землёю,
Чтоб исчезли охотники, но чтоб осталась любовь.
В светло-сером своём будет заяц гулять по поляне,
В тёмно-сером своём к нему волк подойдёт наяву.
И смутится зайчишка, но волк ему лапу протянет,
А иначе зачем на земле этой грешной живу…
А его «Виноградную косточку» знали к этому времени если не все, то многие, поэтому и пародию надо было сочинять на что-то популярное, узнаваемое. Окуджавская популярность, в основном, как и у Высоцкого, была магнитофонной и никак не влияла на мнение госчиновников по поводу того, какие пластинки выпускать, а какие – нет; что должно широкоформатно звучать по радио и показываться по телевизору, а что – нет. Поэтому большой полноценной виниловой пластинки у Окуджавы не было. Государство, впрочем, позволяло что-то выпустить в народ, но в гомеопатических дозах, ну там, песни из фильма «Вертикаль» Высоцкого, на гибкой пластинке журнала «Кругозор», а вот книга – ни-ни! Ни в коем случае! Окуджаве пластинку? Ага! Щас! Потерпит! Словом, нет пророка в своём отечестве… до тех пор, пока заграница не подскажет… Вот так и получилось с первым аудиогигантом Б. Окуджавы. Его красиво и убедительно издали в городе Париже.
А дальше его рассказ персонально мне, и по этой причине я имею право им сейчас воспользоваться. Он рассказывал эту трагикомичную историю с большой дозой иронии по отношению к себе и дурацким обстоятельствам, в которых оказался благодаря всё тем же нашим чиновникам.
