А в Арнштадте строптивого органиста быстро забыли. Его имя исчезло из арнштадтских справочников, а произведения — из концертных программ на целых полтора столетия. Бахов в городе помнить продолжали, а самого выдающегося из них будто бы не существовало. Тишину забвения нарушил Ференц Лист в 1878 году, исполнив для арнштадской публики фугу великого мастера. А еще позднее, уже в XX веке, на стене дома в переулке Якоба, 13/15 появилась мемориальная доска, сообщающая о проживании там великого И.С. Баха.
Прав был Гёте, ценя Тюрингию. Действительно, где еще найдешь землю, столь густо поросшую легендами, историческими и культурными ценностями?
Мюльхаузен, куда переехал вспыльчивый молодой музыкант, не являлся исключением. Заложенный как небольшая деревенька еще при Карле Великом, он рос и набирал силу, оставаясь в собственности германских монархов. В 974 году для размещения королевского двора в нем построили замок. Веком позднее Мюльхаузен приобрел статус имперского города — civitas imperatoris.
«Имперский». Сразу представляются дворцы, богатые убранства. Кареты, величественно движущиеся по широким улицам, мощенной хорошо обработанными камнями… но перед нами лишь одно из заблуждений.
Никакого отношения к внешнему виду название не имело, хотя роскошь и не исключалась. Просто город подчинялся кайзеру напрямую, в обход местных феодалов — князей и герцогов. С XIII века такие города покупали себе у императора различные права и привилегии, выстраивая с их помощью почти полную политическую независимость. Самостоятельнее были только свободные города, вроде Любека, но их никто и не защищал, кроме самих горожан. Имперские же города находились под защитой монарха, которую оплачивали налогами и обязательной службой в императорской армии.
Защита от внешних нападений волновала горожан не меньше хлеба насущного. Еще во времена Амвросия Баха, отца Себастьяна, честные граждане страдали от разбойных банд — наследия Тридцатилетней войны. А уж раньше и подавно. Богатые и процветающие города постоянно находились под угрозой нападения менее удачливых соседей.
Один из таких набегов породил мюльхаузенскую легенду, превратившуюся впоследствии во фразеологизм. «Слепой гессенец» — так говорят в Германии о глупом человеке. По преданию, однажды соседи тюрингцев, гессенцы, внезапно напали на Мюльхаузен. Горожанам пришлось туго. Уже полегли многие, а враг все наступал. Так продолжалось, пока от отряда защитников осталась лишь мизерная часть. Отчаяние охватило город, и тогда кто-то предложил остроумный выход: доспехи и одежду убитых скрепили и надели на палки. Каждый, кто мог двигаться, не исключая стариков и женщин, взял в руки по одному такому пугалу. Иные, покрепче телосложением, и по два. Когда эта толпа, приумноженная в несколько раз за счет фальшивых рыцарей, вышла за ворота — гессенцев охватил страх. Не разглядев обмана, они обратились в бегство.
Больше этой легенды известны исторические события, происходившие в Мюльхаузене за полтора столетия до рождения Баха, а именно: деятельность крестьянского вождя Томаса Мюнцера.
В советских учебниках истории этот деятель представлен более «правильным» персонажем, по сравнению с Лютером. Проклятия, которые Мюнцер отпускал в адрес последнего, очень помогали выстроить образ пламенного борца, так любимого коммунистической идеологией. Мюнцера представляли лидером бедноты, предшественником Маркса и почти атеистом.
Он действительно боролся с церковью, но не с верой. Весь язык его воззваний имеет корни в Священном Писании, а подписывался он: «Мюнцер с мечом Гедеона». Мюнцеровские речи потрясали слушателей самого разного толка — от крестьян и ремесленников до светлейших князей, от христиан до евреев и турок. На него ходили, как в XX веке — на мятежных рок-звезд. Уникальность его харизмы состояла в редком сплаве артистизма, визионерства и отличного образования. За плечами этого проповедника стояли университеты Лейпцига и Франкфурта, давшие ему помимо глубоких теологических познаний владение еврейским и греческим языками. Так что пролетарский вожак здесь не получается никоим образом.
Мюнцер любил эффектность. Должно быть, он смотрелся впечатляюще в своей кровавой мантии пророка на Вечном совете восставшего Мюльхаузена! А на одной из проповедей произошло нечто совсем удивительное: зарвавшийся протестант призвал слушателей к расправе над знатью, несмотря на присутствие в зале курфюрста Филиппа Мудрого с другими князьями. Светлейшие проявили удивительную толерантность. Они не только оставили оратора на свободе, но и обещали напечатать его проповедь. Только когда он перешел от подстрекательства к военным действиям, князья начали бороться с ним всерьез.
Не выступал Мюнцер и против частной собственности. В документах остались его слова: «Князь имеет право на восемь лошадей, а граф — на четыре». И о том, что «Слово Божие может быть не расслышано в убогости существования».
Великая война, затеянная Мюнцером, провалилась из-за неорганизованности и плохой боеспособности крестьян, да и сам он навряд ли имел талант полководца. Увидев поражение, бывший пророк бросил соратников и пустился бежать. Заскочив в чей-то пустующий дом, он залез в постель и притворился больным. «Нового Гедеона» обнаружили случайно и вернули все в тот же Мюльхаузен, где после пыток ему пришлось принять последнее причастие из рук ненавидимых им попов.
Таким мятежным, но не мыслящим себя вне христианской традиции рисуется образ крестьянского вождя из сохранившихся документов. Впрочем, коммунистических идеологов, создавших несколько другого Мюнцера, трудно упрекнуть во лжи. Разве только в акцентах, расставленных не вполне верно. Обычно работники идеологического фронта действовали тонко, вырезая неблагонадежные строчки из литературных произведений, переводя чуть-чуть по-другому труды философов. Даже вроде бы вполне безобидную биографию Баха работы Альберта Швейцера в издании 1964–1965 годов сильно купировали. Убрали куски, посвященные богословию, и откорректировали швейцеровскую интерпретацию музыки великого композитора. В частности, религиозные ассоциации немецкого автора были переделаны в общегуманистические, как более отвечающие атеистическому сознанию советского человека. Только в 2004 году книга вышла полностью. Повторная работа по поиску и восстановлению купюр и приведению перевода в полное соответствие с немецким оригиналом оказалась не менее кропотливой. Ее выполнила музыковед Христина Стрекаловская.
Глупо сейчас, находясь в XXI веке, обвинять прекрасных музыкантов и ученых — братьев Друскиных — в искажении замысла Швейцера. Они все же познакомили целое поколение советских людей с прекрасной книгой. А истина… Кто мог найти ее в те годы?
