Тут я, будучи самым правдивым человеком на свете, говорю:
— Ну, я, признаться, тоже кое-чего побаиваюсь. Что же делать? Вот, например, страшновато думать, что я могу когда-нибудь умереть...
— Прежде всего, давайте выясним, что такое страх. Я имею в виду не то, чего боитесь конкретно вы или кто-то другой, а страх как таковой. Вот вы ведете определенный образ жизни, придерживаетесь определенной веры, исходите из определенных знаний. Все это составляет ваши жизненные устои. Естественно, вам не хочется, чтобы эти устои были нарушены, потому что нарушение создаст неопределенность. А если вы решите изменить свою жизнь, вам все равно захочется каких-то гарантий, захочется быть определенным образом сориентированным в новой ситуации. Иначе новое вас пугает. Движение от определенности к неопределенности я и называю страхом.
Теперь рассмотрите хорошенько свой собственный страх. Рассмотрите хладнокровно, так, будто он не ваш, а чей-нибудь еще. Не оправдывая, не осуждая, не подавляя. Вы тут не один такой. Человечество веками придумывало разнообразные теории и верования, чтобы облегчить себе страх смерти. Попробуйте сосредоточиться на таком явлении, как конец жизни, не пользуясь словом «смерть». Получается или нет? Так чего вы на самом деле боитесь — того, что вашему существованию действительно настанет конец, или же самого слова? Безусловно, это особенное слово, его трудно произносить равнодушно. Но ваше представление о смерти — не является ли оно результатом ваших воспоминаний о тех смертях, которые вам приходилось видеть, которые вызывали у вас чувство причастности, которые вы пытались осмыслить? Не это ли представление вызывает у вас страх?
Цветаеву читали?
Уж сколько их упало в эту бездну,
Разверзтую вдали!
Настанет день, когда и я исчезну
С поверхности земли...
Мысль создает страх смерти, как и любой другой страх. Люди, пережившие опасность, чаще всего испытывают страх уже после. Он возникает тогда, когда включается мысль.
Вы, конечно, можете мне возразить, что умом-то все понимаете, а где-то в глубине души страх все равно остается. Потому что наверняка вы осознали еще не все свои страхи, а только ту их часть, что проживает в поверхностных слоях психики. Скажите, вы никогда не пытались задать себе следующий вопрос: «Действительно ли существует все это бесконечное разнообразие страхов или же есть один-единственный страх, которому люди придают разные формы по своему вкусу? » А? Тот-то и оно. Когда до вас дойдет, что страх един и неделим, вы сможете наблюдать его самого, а не то, на что вы его направили и чего боитесь. Вообще-то это нелегко. Ум человеческий так устроен, что предпочитает иметь дело с фрагментами, а не с целым. Трудно ему постичь все мироздание, и он делит его на кусочки, чтобы постигать их по отдельности. Так же и со страхом. Сложно охватить мыслью страх вообще. Проще свести его к конкретным проявлениям.
Но вы постарайтесь. Постарайтесь временно не думать. Можете же вы наблюдать движение облаков, течение реки, листопад просто так, безо всяких мыслей и без практической заинтересованности. В конце концов, страх — тоже явление природы.
Чтобы понять природу страха, надо признать тот факт, что вы боитесь, и начать жить в условиях страха осознанно. Надо подпустить свой страх поближе, ощутить его. И наблюдать. За страхом и собой. На самом деле, это не займет много времени. Потому что вы неизбежно увидите вот что. Во-первых, наблюдающий, то есть вы, — это собрание воспоминаний и основанных на них идей. Это же консервы, дорогой вы мой. Человечество не зря изобрело консервы еще во времена неолита, это глубоко символично, а мы этого символизма не желаем замечать. Мысль — это всегда реакция нашей памяти, накопленной благодаря жизненному опыту, знаниям, традициям. Абстрактное мышление — это просто откупоривание консервов. Тогда как страх — нечто действительное, реально существующее. Так можно ли постичь его природу с помощью абстрактного мышления? Это все равно, что пытаться узнать вкус свежего огурца, жуя огурец маринованный.
Во-вторых, наблюдающий (то есть вы) — это тот, кто не хочет испытывать страх, он пытается покончить со страхом, избавиться от него. Он, стало быть, отделяет себя от страха, они по разную сторону баррикад, между ними идет война. А чем, собственно, тот, кто боится, отличается от своего страха? Ведь он и есть страх. И какой, скажите, смысл в войне с самим собой? Вы не можете ничего поделать со страхом, потому что вы — это он.
И как только удается это увидеть, страх полностью прекращается.
Но имейте в виду: если вы ограничитесь тем, что выслушаете меня, и не станете наблюдать сами, это будет равносильно употреблению очередной банки консервов. А они, как уверяет нас медицина, уступают свежим продуктам.
Не устаю удивляться непредсказуемости МСН! Ведь наяву на занятиях не было случая, чтобы он цитировал поэтов Серебряного века.
Гадал, почему так долго нет моего адвоката. Оказалось, он несколько раз приходил, но меня не смогли найти после внезапного переезда! Лишь по чистой случайности кто-то вспомнил, куда именно нас переселили. Страшно подумать, что я мог навеки затеряться в собственном сне!
30 июля. «МСН Голливуд пикчерс сникерс корпорейшн» представляет...
Снилось, будто я — гениальный ученый и карабкаюсь по скалам. Не спрашивайте меня, зачем, я сам не понимаю. Может, заблудился. Скалы красноватые, довольно высокие, причудливой формы. Внизу — речка. По ту сторону — тоже скалы. В общем, живописно. Наверное. Штука в том, что мы, гениальные ученые, плохо приспособлены к таким прогулкам. Правда, я знаю, что меня должен найти и спасти суперполицейский, из тех, что бывают только в американских фильмах. Но он что-то не торопится. Это меня, естественно, беспокоит, потому что мне уже совсем худо. Только неистребимая любовь к хэппи-энду не дает мне свалиться в ущелье.
Вдруг я спохватываюсь, что я сам и есть тот супермен. Я поскорее расправляю крылья, взлетаю над каньоном, опускаюсь на ровную землю и перевожу дух.
Тут откуда-то выходит МСН и приказывает:
— Еще дубль!
Оказывается, во сне я участвовал в съемках!
Даже не знаю, радоваться мне или огорчаться. По правде говоря, сняться в кино — моя давняя мечта. Ей-богу, я не стал бы отчаянно торговаться с продюсером из-за гонорара. И, знаете, уже не в первый раз где-то глубоко внутри меня тихо, но назойливо, как комар, зудит мыслишка: а ведь МСН мог бы и посодействовать. Как-никак он — владелец кинокомпании, зарегистрированной в Голливуде. Название кажется звучит так: «МСН Голливуд пикчерс сникерс корпорейшн». По-моему, солидно. Да я бы согласился и на учебный фильм, посвященный оздоровительному курсу, — ладно уж, чего там, главное, чтоб меня показывали крупным планом. Конечно, он не выйдет на экраны кинотеатров, но надо же с чего-то начать.
