Александр въехал в Вавилон, восхищаясь его великолепием, тем не менее предзнаменований и других неприятных примет меньше не стало. Арриан, ссылаясь на Аристобула, рассказывает следующую интересную историю.
Аполлодор из Амфиполя, один из «друзей» Александра, был назначен стратегом войска, которое Александр оставил Мазею, сатрапу Вавилона. Оказавшись вместе с Александром по возвращении его от индов, он увидел, как жестоко расправляется Александр с сатрапами, поставленными в разных странах, и написал своему брату Пифагору (Пифагор предсказывал будущее по внутренностям жертв), прося погадать, суждено ли ему благополучие. Пифагор ответил ему письмом, в котором спрашивал, кого он так боится, что хочет получить предсказание. Тот написал ему, что больше всего боится самого царя и Гефестиона. Пифагор принес жертву, чтобы погадать сначала относительно Гефестиона. У печени жертвенного животного была усеченная верхушка, и Пифагор, написав что бояться Гефестиона ему нечего, так как вскоре тот ему помехой не будет, запечатал письмо своей печатью и отправил Аполлодору из Вавилона в Экбатаны. Аристобул рассказывает, что Аполлодор получил это письмо за один день до смерти Гефестиона. Пифагор опять принес жертву, гадая об Александре, и на этот раз печень тоже оказалась дефектной. Пифагор написал Аполлодору относительно Александра то же самое. Аполлодор не промолчал он рассказал Александру о письме, рассчитывая выказать царю свою преданность тем, что уговорит его остерегаться возможной опасности. Александр, по словам Аристобула, поблагодарил Аполлодора, а Пифагора, придя в Вавилон, спросил, какое знамение дало ему повод так написать брату. Тот ответил, что в печени животного не было доли. На вопрос, что это предвещает, он ответил, что великое несчастье. Александр не только не рассердился на Пифагора, но стал оказывать ему больше уважения за то, что тот смело сказал правду. Аристобул говорит, что все это он узнал от самого Пифагора.
Надеясь, что все еще не так плохо, Александр начал тщательную подготовку к новой кампании, однако небеса послали ему и другие предостережения. Диодор Сицилийский описывает один такой знак.
Однажды, когда царь умащался (царская одежда и диадема лежали на троне), какой-то колодник из местных жителей освободился от оков и, не замеченный стражей, беспрепятственно вошел во дворец. Подойдя к трону, он надел царскую одежду, возложил на себя диадему и спокойно уселся на троне. Царь, увидев это, пораженный таким необычайным явлением, подошел к трону и спокойно, не показывая удивления, спросил сидевшего: кто он и зачем так поступил? Тот ответил, что он решительно ничего не знает. Спросили об этом знаменитых гадателей; те ответили, что, по их мнению, этого человека надо убить, чтобы злое предзнаменование осуществилось на нем. Царь же, взяв свою одежду, принес ее в жертву богам, отвращающим беды. Он был очень обеспокоен, вспомнил предсказания халдеев; бранил философов, убедивших его вступить в Вавилон; восхищался искусством халдеев и мудростью их; вообще поносил всех, кто своей болтовней думает обмануть силу судьбы.
Арриан приводит еще один пример.
Большинство могил ассирийских царей выстроено среди озер и болот. Александр во время плавания по озерам сам правил триерой; сильным ветром у него с головы снесло шапку с диадемой; шапка упала в воду, а диадему подхватил ветер, и она застряла в тростниках около одной из царских гробниц. Некий матрос, поплыв за диадемой, снял ее с тростника, но, чтобы не замочить ее, держал, плывя, не в руках, а надел себе на голову. По словам многих, писавших об Александре, Александр подарил ему талант за усердие и велел отсечь ему голову, так как прорицатели тут же объявили: «Нельзя оставлять на свете голову, на которой была царская диадема». По словам же Аристобула, талант моряк получил, но был и высечен за то, что надел диадему. Он же говорит, что диадему Александру доставил какой-то финикийский матрос; некоторые же называют Селевка. Это предвещало Александру смерть, а Селевку – великое царство. Во всяком случае, из тех, кто приняли власть после Александра, Селевк был самым крупным человеком, он мыслил как государь и правил после Александра обширнейшей страной.
Неудивительно, что Плутарх рассказывает: «Уныние Александра еще усугубилось, он совсем потерял надежду на божество и доверие к друзьям». Не помог делу и рассказ, который Александр услышал, о том, как в царском дворе осел, возможно, сошедший с ума от жары, вырвался на волю и забил копытами до смерти великолепного льва. Плутарх пишет:
Исполненный тревоги и робости, Александр сделался суеверен, все сколько-нибудь необычное и странное казалось ему чудом, знамением свыше, в царском дворце появилось великое множество людей, приносивших очистительные обряды и предсказывающих будущее.
Задним числом все мы становимся пророками и отлично разгадываем знамения. Тем не менее такого рода приметы можно обратить в психологическое оружие против жертвы. Несмотря на все свое суеверие, Александр одобрил бы остроту римского поэта Клавдиана: «Я понимаю значение мудрых египетских знаков и способы, с помощью которых халдеи навязывают богам свою волю». Александр и сам этим не брезговал. По словам Курция, когда Александр хотел переправиться через реку Яксарт,[21] Аристандр потихоньку предупредил его, что предсказания складываются не в его пользу. Аристандр совершил тогда ошибку: сделал разговор с царем достоянием гласности. Александр, разумеется, пришел в ярость. Аристандр поспешно вышел из палатки и быстро вернулся. Он сказал, что принес новое жертвоприношение и в этот раз внутренности дают благоприятный прогноз.
По сообщениям множества авторитетных источников, разного рода предзнаменования постоянно наблюдались в последние недели жизни Александра в Вавилоне. Предвестия нравятся хронистам не меньше, чем прорицателям тех времен. Даже сегодня, когда убивают знаменитого политика, такого как Кеннеди, люди смотрят на предшествующие события, чтобы определить, что предвещало эту трагедию. В вавилонских знамениях замечательно то, что очень многие из них связаны с полководцами Александра. У Диодора мы находим, что халдейские пророчества доносил до Александра командующий его флотом и друг юности Неарх. Другой командир, Аполлодор, то и дело совершал жертвоприношения, которые указывали на грядущую трагедию. Рассказ об упавшей в воду царской шапке кавсии связан с Селевком, еще одним другом Александра, который после смерти товарища возглавил империю. Наконец, эпизод с незнакомцем, усевшимся на царский трон, указывает на удивительную расхлябанность охраны Александра и его соратников, таких как Птолемей, которому, в соответствии со многими источниками, была поручена ответственность за безопасность царя и за охрану его шатра. На мой взгляд, все эти предзнаменования специально сообщали усталому царю, потратившему все силы на трудную военную кампанию и страдающему от потери самого близкого друга Гефестиона, в то время когда другой его близкий друг и верный соратник полководец Кратер направлялся в Македонию с 10 000 ветеранов. К лету 323 года до н. э. Александр сильно ослаб, настроение его было подавленным, с ним не было двух самых преданных друзей, которые могли защитить и поддержать его. На самом деле все эти знамения не были предвестником смерти царя, в них отразились слухи и сплетни, которые могут подействовать не хуже мистических предзнаменований.
