32
Кстати, столь распространенные категорические версии «посадки» типа «сел за анекдот» и т. п., как правило, сильно упрощают ситуацию (хотя, конечно, многие успешно садились и вовсе без всяких анекдотов; вообще, ни одно из достаточных условий посадки не было, как говорят математики, необходимым).
Слава и его друзья обычно называли его сталинским соколом.
В своих мемуарах он рассказывает, как однажды извозчик обратил его внимание на уличную сцену: «Вишь, барин, химика повели!»…
Рядом с этим домом сейчас стоит памятник деду.
Термин Гекльберри Финна.
Не обижайтесь, соотечественники: если республика, напротив, срединная, то тут как тут есть другая прекрасная формула ― о гостеприимстве русском. (Как показывает опыт встреч за круглым столом, в наше время нет вообще стран с негостеприимным начальством…)
И такое было. Особенно Вильямс и Медведский любили разряжать огнетушители у себя в Менделеевке. А Марк Шнейдер (как этот красавец-верзила с внешностью интеллигентного Бени Крика и прямо-таки идеальными для Братства данными не угодил тогда в его Учредители ― уму непостижимо) продемонстрировал раз, что при желании и ящик с песком сбросить с пожарного поста в пролет с пятого этажа ― не проблема для пытливого ума, горячего сердца и умелых рук.
В «Приключениях Гекльберри Финна» что-то вроде этого называлось «оргиями» (термин этот в начале книга употреблял Том Сойер, в конце Король).
В деле еще фигурировали трогательные, но не совсем, как бы это сказать, технически совершенные стихи Малкина (с рифмами «мелкой вражды» «энкавэды» и т. п.) и Гастева («Золотое детство» ― «отец мой») и чрезвычайно яркий и изощренный эпос Медведского и Вильямса под собирательным названием ГНИИПИ (Государственный Научно-Исследователъский Институт Половых Извращений в городе ГНИИПИ ― столице одноименного островного государства) с очень выразительными рисунками; обо всей этой беллетристике мы расскажем во второй части нашего очерка.
Статья Уголовно-процессуального кодекса об окончании следствия (теперешняя 201-я).
Ныне ― День Нищих Сибаритов.
Пожалуй, понятно, почему и теперь эта тема с такими наводящими на интересные размышления формулами изучается в средней школе лишь факультативно.
Гермогена тогда, как и сейчас, в школе «не проходили».
Сравнительная статистика посадок 1937-го и 1945-го была явно недоступна друзьям.
Поневоле ― хоть и совсем, кажется, неуместно ― вспоминается тут встретившийся им в Красновидове студент-философ Виктор Стражников, признававший из всей русской поэзии (зато уж до конца признававший, очень любивший и знавший) двух поэтов: Тредьяковского и Исаковского.
Вообще Дом ученых щедр был тогда для них: там они слушали Николая Аносова, одновременно дирижировавшего и игравшего на фортепиано или на клавесине Генделя и Вивальди; это сейчас все такие образованные, но тогда ведь ни Штросса, ни Баршая и в помине не было…
Потом этот Уран, как выразился А. Вольпин, испустил квант и превратился в Урина. Потом Урин стал преуспевать и, как водится, клеймить других (по поводу Чехословакии, например, сказал, что вот одни аплодировали «нашим», другие ― «врагам», а третьи молчали: но «мы» непременно выясним, кто за кого молчал!). Нелепее всего то, что сейчас этот снедаемый (давно уже съеденный) честолюбием человечек еще и в «диссиденты» лезет, получив на это патент от великодушной «Литературной газеты», сделавшей его героем какого-то паршивого фельетона…
Вариант: «не понимавший Пастернака» (в этом, очень типичном для тогдашнего Эмки стихотворении «16 октября», были, помнится, строки:
И забывали Пастернака,
Как забывали тишину…).
В части второй «Судьбы „Нищих Сибаритов“» эта фамилия фигурирует как «Дорон». (Прим. А. Ткаченко-Гастева.)
Согласно рассекреченным ныне документам Центрального архива ФСБ, А.К. Гастев был приговорен к расстрелу 14 апреля 1939 г. ВКВС СССР по обвинению в участии в контрреволюционной террористической организации и расстрелян 15 апреля 1939 г., предположительно в районе подмосковного поселка Коммунарка. (Прим. А. Ткаченко-Гастева, по данным общества «Мемориал» ― «Расстрельные списки. Москва, 1937–1941. „Коммунарка“, Бутово», изд. «Звенья», Москва, 2000.)
Очевидно, имеется в виду американский писатель Томас Уолф (Thomas Wolfe), 1900–1938. (Прим. А. Ткаченко-Гастева.)
Этот и четыре предшествующих абзаца отсутствуют в первоначальной версии «Судьбы „Нищих Сибаритов“», опубликованной в первом выпуске исторического сборника «Память» (Москва, 1976; Нью-Йорк, 1978), стр. 232–268. Их место (на стр. 241) занимает короткий абзац, начинающийся со слов «В Москве остался их средний брат Алексей…», и кончающийся словами «…болен и нуждается в помощи.», который, как выяснил Юрий Гастев впоследствии в случайном разговоре с братом, оказался «типичным примером <…> „приблизительных“ мемуарных версий» и был заменен автором в более поздней редакции. (Прим. А. Ткаченко-Гастева.)
Термин А.И. Солженицына. (Прим. А. Ткаченко-Гастева.)
Письмо было опубликовано в историческом сборнике «Память». (Прим. А. Ткаченко-Гастева.)
Имеется в виду «Хроника текущих событий», в публикации которой принимал участие Ю.А. Гастев. (Прим. А. Ткаченко-Гастева.)
Если быть точным, то как раз к этому времени железный карлик (по крылатому выражению акына Джамбула, любимый батыр наш, Ежов) сгинул, оборотившись мингрелом в пенсне и шляпе; вот как говорится о родословной этого деятеля в Писании: «Потом он вошел к жене своей, и она зачала и родила сына, и он нарек ему имя Берия, потому что несчастье постигло дом его» (1 Пар. 7, 23). (Прим. автора.)
