Теперь Ферсману приходилось бороться за разработку и внедрение новой технологии переработки апатитовой руды. Сломить сопротивление чиновников ему удалось только благодаря поддержке крупного государственного деятеля С. М. Кирова. К исследованиям были привлечены Государственный институт прикладной химии и Научный институт по удобрениям. В 1929 году технологическая проблема была решена. На следующий год развернулось строительство крупнейшего за Полярным кругом промышленного центра.
В этот же год Ферсман обнаружил в хибинской Мончетундре сульфидные никелевые руды. И снова было много поисков и сомнений, находок и разочарований, прежде чем удалось открыть месторождение никелевых руд…
Чтобы сделать крупное открытие, нужны отличные знания, талант. А еще вера и упорство. Вера, несмотря на все сомнения, в свою цель, как бы труден не был путь к ней.
Дать четкую философскую установку проблемы времени! Да на это не хватит жизни.
В. Н. Вернадский
Рассказ о хибинской эпопее увел нас далеко вперед, на целое десятилетие. Так пришлось сделать для того, чтобы сохранить последовательность изложения. В действительности за этот срок произошло много, очень много важного в жизни Ферсмана: оп стал ректором Географического института, директором Радиевого института АН СССР, был командирован в Норвегию, Швецию, Германию, много работал в Средней Азии, опубликовал серию крупных монографий и сотни статей…
Словно время его жизни было какое-то особенное: то ли необычайно быстротекущее, то ли насыщенное до предела событиями и свершениями… А что такое время?
Именно па этот вопрос попытался ответить Ферсман в 1922 году в книге «Время». Она невелика по формату, по о ней хотелось бы сказать особо.
Жизнь Ферсмана разворачивалась стремительно, а деятельность его протекала очень напряженно и насыщенно.
Оп активно жил настоящим — сегодняшними актуальными проблемами. Казалось бы, он в полной власти могучего потока времени, находясь в самой гуще научных и производственных дел, связанных с возрождением и восстановлегшем экономики страны. Разве тут до полуабстрактных размышлений о времени?
Прежде всего отметим: в книге о времени Ферсман проявляет себя как писатель, философ и геолог одновременно.
От абстрактных рассуждений он переходит к художественным образам и конкретным научным и техническим проблемам. Книга очень своеобразная, «Ферсмановская». В ней автор больше, пожалуй, чем в какой-то другой работе, выражает свою индивидуальность художника и философанатуралиста.
«И пока я пишу эти строки, начиная работу, неизменно и без перерыва течет время, раздается мерное биение часов и из вечности будущего в вечность прошедшего уходит время…
Тихо вокруг, и только мысль, свободная, независимая, пытается бороться со временем, в своих творческих мечтах опережая его течение, в достижениях упорной работы побеждая ушедшие в прошлое века и тысячелетия…
И в те же тихие моменты спокойной научной работы где-то течет время в бурном потоке человеческих искании, борьбы и страданий. Где-то в порыве горячих переживаний быстро идут часы и годы, события истории и человеческие драмы развиваются с необычайной быстротою, и время летит, летит незаметно… Где-то в углах опустошенной деревни в борьбе за жизнь, медленно, ужасно медленно текут секунды времени…
Время! Где же твой непреложный закон, твое мерное и невозмутимое течение? Разве не сам человек определяет скорость твоего потока и разве не в нем самом познание времени?» [16]
Это, пожалуй, можно считать белыми стихами или ритмической прозой Ферсмана. С философской и научной точки зрения идеи, высказанные им, выглядят неубедительно.
Почему принимает он идею потока времени? Что считает прошедшим и будущим? Что означает для него быстрое и медленное движение времени? Да и допустимо ли говорить о движении времени, когда время — это и есть выражение движения?..
Вопросов появляется множество, и мы вправе резко упрекнуть автора за излишне вольное обращение с терминами и понятиями, за поточности и неясности. Но, подумав и дочитав книжку до конца, начинаешь понимать поспешность и несправедливость подобных упреков. Дело в том, что Ферсман вовсе не собирается поучать читателя, вещать свысока и с излишней красивостью о своих представлениях, выдавая их за неоспоримые истины. Перед нами не маститый академик, волевой и целеустремленный геолог, активный общественный и государственный деятель. Как будто бы и нет у пего никаких почетных званий и высоких должностей. Мы слышим слова мыслителя. Он размышляет вслух, обращаясь к нам искренне и доверительно, приглашая к сомнениям, спорам и раздумьям.
Впрочем, он не только философствует. Пересказывает историю представлений мыслителей древности о врежени.
А начинает со слов Аристотеля: «Что такое время и какова природа его, нам не известно». Великий философ был совершенно прав. И в конце своей книги Ферсман повторяет (уже в иной форме) вывод Аристотеля: «Как сложно и многогранно понятие о времени и как различно преломляет его каждый в своем уме! Часы мира еще не построены…
А пока морпо и однообразно раздается тиканье часов, неумолимая стрелка совершает свой путь и из неведомого грядущего в невозвратное прошлое переносится поток времени. В этом закон мироздания, еще не познанный закон неумолимой судьбы».
Как будто бы автор вернулся к исходному рубежу: начав с незнания, он кончил тоже незнанием. А разве суть науки не в том, чтобы от незнания перейти к знанию?
В популярных работах и учебниках так обычно и бывает. По в научных исследованиях каждое новое достижение открывает новые, более дальние горизонты неведомого.
Книгу Ферсмана «Время» читаешь, постоянно обогащаясь новыми идеями и фактами. Он знакомит читателя с научным анализом времени, с приборами и методами, позволяющими не только отсчитать ход секунд, минут, часов, но и определить даты давно минувших событий, измерить геологические интервалы времени — миллионы и миллиарды лет.
Астрономические методы определения времени стали для нас обыденными, привычными: сутки (один оборот Земли вокруг своей оси), год (один оборот Земли вокруг Солнца).
Геофизические методы применялись в прошлом, например, для определения возраста Земли. Предполагалось, что некогда она вся была расплавлена, а затем, остывая, пришла к современному состоянию. Исходя из этого, рассчитывалась скорость остывания земного шара и получались цифры… Очень маленькие по современным представлениям, но исключительно большие по том временам — миллионы лет! (Ферсман ссылается на измерения лорда Кельвина, но столетием раньше подобные опыты и расчеты провел Жорж до Бюффон.)
