Вначале шлепали пачками и где попало, в поле, на кладбище, в подвалах, у стенок и т. д. Но вот, начиная с 1923 года начали расстреливать исключительно в специальных подвалах в местах заключения, причем расстреливаемых не ставили к стенкам, как это было раньше, но расстреливали по одиночке и на ходу.
В подвалах были почти всегда длинные проходы. Жертву заставляли проходить на одном конце этого прохода. Спрятанный чекист стрелял в расстреливаемого в упор через специальное окошко. Пули на излете, на другом конце прохода, почти не оставляют на стенке никаких следов. Убитых стаскивали в бетоновые специальные ямы и там оставляли. Трупы вывозили из подвалов только тогда, когда их накоплялось определенное количество. Где закапывали? Это было известно лишь двум или трем специальным лицам. Одним словом, — продолжал смеясь чекист, — мы начали расстреливать контров рационально-экономическим способом».
— От рассказа чекиста, — говорит мой информатор, — по телу шла дрожь, сердце от немого ужаса начинало останавливаться, но желая получить точные и всесторонние информации я продолжал его выпытывать.
— Послушай, товарищ, — спрашиваю, — как же ты так это мог этим заниматься, да еще так долго? Разве не было тебе жалко людей, которых ты расстреливал? Ведь ты умерщвлял существо себе подобное — человека! притом, расстреливал, быть может, совершенно невинных людей! Не дрогнула у тебя рука стрелять в упор в людей?
— «Нет, первые 4 года никогда у меня рука не дрогнула, расстреливаемых не было мне жалко — ведь то была самая контра. Но на пятый год моей работы — отвечает чекист, — со мной что-то случилось: знаешь, товарищ, когда надо было стрелять, меня вдруг ни с того ни с сего начинало тошнить, появлялась внутренняя боль, глазам мерещилась разбитая голова, вместо лица на которой зияла большая кровавая дыра с висевшим внизу на волоске и продолжавшим с ужасом смотреть глазом. Выстрелы мои перестали отличаться нормальной меткостью, жертвы приходилось добивать. Избавиться от этого внутреннего состояния и от преследования видений не смог, — даже водка не помогла. Конечно, работу должен был оставить, но покоя от видений не имею и сейчас», закончил говорить совсем раскисший от водки чекист.
После этого разговора чекист жил недолго. Как оказалось после, мучимый своей совестью и преследуемый страшными видениями, чекист в состоянии опьянения со многими поделился своей тайной. Посему не удивляйтесь, что этого человека в одно прекрасное время нашли под забором с разваленным черепом. Да, в конце концов, это был, как мастера заплечных дел, там нормальный конец его жизни. Какая-то тайная террористическая мафия в СССР выслеживает подобных субъектов и с неумолимой последовательностью их уничтожает. Жестокая борьба там продолжается.
— Жизнь подсоветских людей полна самых непредвиденных опасностей. Ежеминутно каждый человек там лавирует между жизнью и смертью. И тем не менее, бывали и там довольно курьезные случаи, которые покажутся вам, быть может, и неправдоподобными, — продолжал, после некоторой паузы, мой собеседник. — Как пример этого расскажу вам о советском Хлестакове.
В целом Азовском районе и в самом городе Азове пользовался особой известностью и популярностью среди населения и особым уважением, граничащим с подхалимством у местного советского начальства, герой гражданской войны, красный партизан — Бондаренко. Кубанский казак — линеец по происхождению, Бондаренко, пользуясь своим привилегированным положением, появлялся везде не иначе как в казачьей черкеске с полагающимися газырями на груди, с кинжалом в серебре на поясе, с револьвером на боку, с красным хорошим башлыком за плечами. На голове его всегда красовалась каракулевая шапка-кубанка с красным верхом и крест на крест золотыми галунами на нем.
Все и везде называли Бондаренка советским аристократом — красным генералом.
В Азове и его окрестностях, от мала и до велика, все знали красного генерала Бондаренко. Да и как было его не знать. Высокого роста, косая сажень в плечах, с грудью колесом вперед, с красивым, молодым, полным удали лицом, всегда во все казачье с иголочки одетый, Бондаренко своим появлением на улицу в серую, в лохмотья одетую, советскую толпу, вносил диссонанс. Был это удивительный тип.
Когда Бондаренко появился в Азове не могу вам точно сказать. Жил в Азове в продолжении нескольких лет. С гордой осанкой, с сознанием собственного достоинства, хорошо и притом необыкновенно для советских условий одетый, Бондаренко действительно невольно производил впечатление. К населению был приветлив и справедлив, неудивительно поэтому, что и население к нему относилось хорошо. По отношению ко всякому советскому начальству был иногда даже очень груб, вел себя уверенно и вызывающе. Все Азовское начальство заискивало перед ним, ходило перед ним, как говорится, на задних лапках. Что красный генерал пожелал или приказал было совначальством вмиг исполнено. В общем, красный генерал был баловнем, как населения, так и красного начальства.
Одно советское начальство перед другим спешило чем либо угодить советскому высокому сановнику.
Большой краснобай, отличный оратор Бондаренко умел всегда сосредоточить внимание всех на себя. Всякое советское начальство очень боялось Бондаренка. Да и неудивительно. Стоило ему сказать, что вот тот и тот сукин-сын, контрреволюционер и троцкист, и парня тащили в НКВД, а там разговоры были коротки. Многих ярых коммунистов, на основании слов красного генерала ликвидировали, население «генерала» за это боготворило.
Оказалось после, что красный генерал был и большим хозяйственником. При советских условиях до 1936 г. сумел сбить довольно солидное движимое и недвижимое имущество. Как это он мог сделать? Очень просто. Красный генерал побывал почти в каждом колхозе, совхозе. Везде выступал с речами, громил вредителей, говорил о бывших боях с белыми, а под сурдинку на тот свет сплавлял правоверных коммунистов. Слава о красном генерале, как справедливом человеке, ширилась по целом крае.
И вот, теперь представьте себе, после его выступления в колхозе или же совхозе выходит на трибуну, по инструкции местного начальства, какой либо колхозник и говорит: «Товарищи, предлагаю вам за особые заслуги, проявленные в жестокой борьбе с помещиками, капиталистами и угнетателями трудового народа нашим славным, беззаветно храбрым и отважным героем — красным партизаном, преподнести нашему дорогому и редкому гостю, в знак нашей особой ему за то признательности, подарочек — бычка-годовичка». — «Браво! Браво! Подарить ему бычка!» кричало по команде свыше все колхозное собрание. И бычка дарили.
