Позже в окружении Троцкого вспоминали, что за неделю до убийства «Морнар» пришел в дом, судорожно сжимая в руке плащ, столь неуместный для августовского дня в Мексике. Потом стало известно, что в плаще были спрятаны различные орудия убийства. «Морнар» был бледен, и все считали, что он болен.
Вероятно, любая наигранность в поведении «Морнара» вызвала бы интуитивные подозрения у Троцкого. «Морнар» не скрывал отсутствия у него интереса к троцкизму, и ему поверили, потому что это было правдой. «Морнар» не скрывал, что у него секретные связи, и ему поверили, решив, что он – ограниченный человек, не способный проявлять интереса к учению Троцкого, имеет контакты с контрабандистами или спекулянтами. Когда «Морнар» все же заинтересовался троцкизмом и написал статью на темы мировой революции, Троцкий, прочитав его опус, убедился в его «серости» и лишь из добрых чувств к своей секретарше стал выправлять эту работу.
Между тем истории было угодно избрать убийцей Троцкого человека далеко не «серого». О нем осталось известно немного прежде всего потому, что он был необычайно скрытен. Ни побои, которым его подвергли охранники Троцкого, ни допросы в мексиканской полиции, ни 20 лет пребывания в тюрьме, ни даже представленные доказательства его личности не заставили его признаться, что он не Жак Морнар. Психологи зарегистрировали у него необычайно высокий уровень интеллекта и феноменальную память. Тюремные власти поражались его способности, увидев новый вид оружия, через минуту разбирать и собирать с завязанными глазами. Неизвестно, какие еще таланты скрывала эта натура, судьба которого была так же безжалостно исковеркана, как и у многих, попавших в водоворот войн и революций XX века. Но именно такая не актерствующая личность, умеющая скрывать свои достоинства, а не выставлять их напоказ, воспринималась Троцким как часть серого людского фона и не могла ощущаться как смертельная угроза. Не оценив вовремя достоинств, а поэтому и опасности того, кто отдал приказ о его уничтожении, он не увидел угрозы и в исполнителе этого приказа. Шахматная игра, в которой полем был весь земной шар, а люди – фигурами, была проиграна, а Троцкий не замечал, что рядом стоявшая пешка чужого цвета и ей достаточно было сделать один ход, чтобы поставить Троцкому мат.
20 августа 1940 года Меркадер снова появился в доме Троцкого. Он опять выглядел бледным и опять сжимал в руке плащ, столь неуместный для тропического лета. Он вошел в кабинет Троцкого, дал ему на прочтение свою рукопись и стал за спиной Троцкого. Затем, закрыв глаза и сжав в руке альпеншток, Меркадер нанес им сильный удар по голове Троцкого. Удар не был смертельным. Обливаясь кровью, Троцкий закричал. Позже этот крик долго мучил Меркадера в ночных кошмарах. Троцкий стал швырять в него первые попавшиеся ему под руку предметы. На крик Троцкого вбежали охранники. Они сбили с ног Меркадера и стали его избивать. Троцкий успел сказать: «Узнайте, кто его послал!»
Охрана попыталась выполнить приказ шефа до прибытия полиции, но, несмотря на жестокие побои, Меркадер молчал. Тем временем прибыли врачи, пытавшиеся спасти Троцкого. Он был помещен в больницу. В точном соответствии со своим предвидением у Троцкого отнялись конечности, затем он потерял дар речи. На следующий день 22 августа 1940 года в 7 часов 25 минут вечера по местному времени Троцкий умер.
ВМЕСТО ЗАКЛЮЧЕНИЯ
Бурные события Второй мировой войны, а затем начавшаяся сразу после ее окончания «холодная война» надолго отвлекли внимание мирового общественного мнения от Троцкого, его деятельности и перипетий его жизни. Троцкизм и Троцкий, казалось, были забыты повсеместно, если бы преподаватели истории в нашей стране не заставляли школьников и студентов запоминать названия оппозиций и заучивать имена тех, кто возглавлял разные «уклоны». Правда, за границей существовали различные троцкистские группировки, но они были малочисленными, враждовали друг с другом и казались обреченными на скорое исчезновение с исторической сцены.
Тем неожиданнее было возрождение популярности Троцкого среди студентов, взбунтовавшихся в 1968 году в более чем 50 странах мира. Портреты Троцкого замелькали на телеэкранах, изображавших баррикадные бои в Париже, волнения в Мехико, выступления в калифорнийском университете в Беркли. Казалось Троцкий вернулся, но не как реальная, а мифологизированная фигура.
Миф о Троцком начал складываться еще при его жизни, и сам Троцкий приложил немало усилий для его создания. Как и во всяком мифе реальные черты его личности, его жизни и деятельности подгонялись под законы этого жанра. Раздражительность, капризность, болезненная изломанность Троцкого, во многом обусловленные его хроническим нервным заболеванием, исчезали, уступая величественной монументальности. Дилетант в военных вопросах, допустивший немало крупнейших ошибок в стратегии и тактике и сочинявший фантастические планы боевых операций в далеких краях, превращался в талантливейшего полководца всех времен и народов, «красного Бонапарта». Троцкий, не получивший высшего образования и способный необыкновенным апломбом, высокомерным презрением и красным словцом прикрыть свое незнание предмета, становился в мифе олицетворением образованного интеллигента, на голову выше окружавших его «темных людей» в советском руководстве. Человек, повторявший расхожие в его среде русофобские шаблонные суждения и не сумевший найти ничего ценного в русской культуре, стал считаться олицетворением высокой культурности.
В мифе барские повадки, которые стали характерны для Троцкого после его прихода к власти, его упоение своим вельможным положением забылись, и он превратился в демократа, принципиального борца против привилегий. Человек, на совести которого было множество загубленных жизней, зачастую случайных жертв его эмоциональных решений, в мифе выглядел великим гуманистом. Прожженный политикан, посвятивший всю свою жизнь борьбе за власть и поднаторевший во всевозможных интригах, изображался как романтик революции. Все сомнительные связи с мировой закулисой, которые сыграли значительную роль в превращении Троцкого в заметную фигуру и во многом влияли на его деятельность, были преданы забвению. О Парвусе вспоминали лишь мимоходом.
Как во всяком мифе, здесь было свое мифологическое время, когда жизнь была идеальной, «не такой, как теперь». Мифологизированный Троцкий был вождем «чистой», «подлинной» революции, не имевшей ничего общего с той системой, которая восторжествовала после его поражения и изгнания. Такая идеализированная революция и ее романтизированный вождь не могли не привлекать симпатии юных сердец. Как и всякий миф, рассказ о Троцком был лишен неудобных сложностей и противоречий, а потому представлял собой простое, но в то же время яркое и эмоционально насыщенное объяснение прошлого.
