Ознакомительная версия.
Теперь немного о том, что происходило дальше с самим Распутиным, уже мёртвым. Из богадельни, где производилось вскрытие, тело было увезено по приказу царицы. Куда — неведомо.
Грузовик, на котором увезли труп, сопровождали сотрудники охранки, переодетые в штатское. По слухам, тело увезли на станцию, чтобы оттуда доставить в Тюмень, из Тюмени по зимнику — ледяной дороге, проложенной через реки и болота, — в Тобольск, из Тобольска же — в Покровское, на местное кладбище.
Потом слух насчёт Покровского был опровергнут кем-то из мелких полицейских чинов: Распутина, дескать, похоронят в Тобольске среди декабристов, дальше не повезут. На самом же деле труп был доставлен в Царское Село, во временный склеп, и через три недели было совершено тайное отпевание покойного. На отпевании присутствовали государь, Александра Фёдоровна, их дочери и ещё несколько самых близких к царской семье людей.
Отпевали Распутина старые друзья — митрополит Питирим и епископ Варнава.
С новым министром внутренних дел во время отпевания случился припадок. Протопопов ползал по полу, цеплялся за сапоги государя и кричал, глотая неподдельные слёзы:
— Я чувствую, на меня сошёл дух великого старца! Я теперь Распутин, я! Я!
Протопопов понимал, что место Распутина не должно пустовать — кто-то должен управлять царём, царицей и Российским государством. Но на место «старца» Протопопов никак не тянул — жидковат был.
Затем тело увезли и тайно захоронили. Говорили, что в Питере, а оказалось — здесь же, в Царском Селе, в расположении зенитного дивизиона.
Обнаружили его лишь потому, что во временную неказистую часовенку зачастила государыня с дочерьми... Каждый раз она выходила из часовенки зарёванная, с красным носом и опухшим лицом.
Любопытные солдаты это засекли и однажды сунулись в часовенку и — ба-ба-ба! — наткнулись на самого Распутина, нафабренного, напомаженного, прибранного, наряженного в любимую свою одежду — в шикарные штаны и шёлковую косоворотку с золотым пояском. И лежал Распутин с молитвенно сложенными на груди руками в великолепном гробу.
О находке доложили самому Керенскому. Керенский распорядился погрузить гроб в старый товарный вагон, запечатать его и доставить в Петроград. В Петрограде похоронить на Волковой кладбище.
Ночью в Царское Село пришёл тяжёлый грузовик, который привёз запасные части для поломанных машин, а поскольку в Петроград он уходил пустым, то распутинский гроб решили доставить в Питер не в вагоне, а на грузовике. Так и сделали. Гроб накрыли брезентом и утром привезли в город, там несколько неведомых лиц — фамилии их неизвестны — решились окончательно нарушить распоряжение Керенского: три офицера, три придворных лакея и два шофёра поставили гроб в кузов грузовика и двинулись по направлению к Выборгскому шоссе.
За грузовиком пошла легковая машина. Выехав за петроградские окраины, сопровождающие хотели в стороне от шоссе, прямо на открытом месте, в снегу вырыть яму, бросить в неё гроб и всё сровнять, чтобы от Распутина не осталось никакого следа, ни бугорка, ни пятнышка.
Едва приняли это решение, как у грузовика заглох мотор. Шофёр попробовал оживить его — не тут-то было. И бензин в баках имелся, и искра была, а грузовик не заводился. Просто колдовство какое-то, чертовщина! Следом за грузовиком заглохла и легковушка. И тоже непонятно почему. Сопровождающим сделалось страшно. Они хотели уже сбросить гроб на землю, закопать его в снегу и вернуться сюда днём — всё происходило в темноте, ночью, при сильном морозе, — как появились солдаты, наставили на сопровождающих винтовки со штыками:
— Кто такие?
Солдаты эти не шутили, могли продырявить кого угодно, и сопровождающие рассказали им всё как есть, без утайки.
— О не дило! — воскликнул один из солдат, здоровенный вислоусый хохол, веря и не веря одновременно сопровождающим. — Вот так-так! — И собрал товарищей на совет.
Солдаты решили поступить с гробом по-своему — натаскали сучьев, дров и в стороне от дороги разложили костёр. Прикладами расколотили гроб. Распутин уже начал разлагаться, хотя тело его было набальзамировано, лицо намазано какими-то мазями и подкрашено.
С помощью жердей, палок труп выковырнули из гроба, будто начинку из кокона, с трудом затолкали наверх, на ворох ветвей. Облили бензином и бросили спичку. Костер вспыхнул мигом, загудел, защёлкал, пламя потянулось к солдатам, те шарахнулись от него в сторону. Труп зашевелился, заёрзал, зашкворчал на дровах, потом вдруг приподнялся и открыл чёрный рот... Солдатикам сделалось страшно.
«Сожжение продолжалось более десяти часов, до самой зари, — отметил французский посол Морис Палеолог в своём дневнике. — Несмотря на нестерпимо холодный ветер, несмотря на томительную продолжительность операции, несмотря на клубы едкого и зловещего дыма, вырывающегося из пылавшего костра, несколько сот мужиков всю ночь теснились вокруг костра, онемевшие, неподвижные, глядя с растерянным изумлением на святотатственное пламя, медленно пожиравшее старца-мученика, друга царя и царицы, «божьего человека». Когда пламя сделало своё дело, солдаты собрали пепел и погребли его под снегом».
Так у Распутина не стало могилы.
Никто из убийц Распутина не раскаялся в содеянном, хотя после убийства «старца» ничего не изменилось, только человека не стало, — Россия как катилась к пропасти, так и продолжала катиться.
Единственное что — Феликс Юсупов не раз вспоминал впоследствии, как ему было жаль выуживать Распутина из квартиры на Гороховой и увозить к себе во дворец на смерть.
Распутин ведь тогда чуть-чуть не одолел князя, и если бы биологическое поле Юсупова хотя бы в одном месте дало слабину, трещину, Распутин не поехал бы к нему на Мойку и остался жив.
Особенно вспоминались неловкие движения Распутина, когда тот беспомощно тыкался рукою в шубу, не попадая в рукав, потом у него завернулся воротник, эта маленькая деталь чуть не выбила Феликса Юсупова из колеи — жалость, возникшая внутри, сделалась секуще острой, огромной, он почувствовал, что тонет в ней, в глотке уже хлюпают слёзы, а вискам делается горячо.
Когда вышли на улицу, Распутин вяло и покорно, как всякий побеждённый, зашаркал галошами к автомобилю, за рулём которого сидел Лазоверт, наряженный в кожаную шофёрскую форму.
— Про все твои беды знаю, Феликс, — сказал Распутин, садясь в автомобиль и подтыкая под себя Полы шубы, — помогу! У Бога эту помощь вымолю!
Над родом Юсуповых висело некое странное заклятье: наследники рода не жили дольше двадцати шести лет, многие не могли переступить через эту черту — обязательно что-нибудь происходило.
Ознакомительная версия.
